воскресенье, 13 ноября 2011
Название: Целитель
Автор: Christian W.
Бэта: Книгоманка (спасибо огромное, что согласилась мучится с моими тараканами =))
Дисклеймер: all rights reserved
Предупреждение: POV. И еще: в тексте присутствует очень большое количество размышлений, душевных терзаний и чувств и в меньшей степени события.
Рейтинг: RG-13
Жанр: Агнст, в какой-то степени это сонгфик. Сморите саундтреки.
Размер: макси, трилогия.
От автора:
1) Знаю, знаю, таких как я, даже на этом форуме, множество, но все же решила снести свой вклад в заполнении пустот того, что же происходило с братьями Холливел до, во время и после шестого сезона.
2) Крису 22 года, Уайету 24 соответственно. Действие разворачивается пока что в 2025 году. А там посмотрим =)
3) Как обычно – воспоминания выделены курсивом.
4) Напишите, не поленитесь, свое мнение, автору будет приятно, даже если это критика.
P.S. Посвящается моему музу и по совместительству отражению.
Прости, дорогая, но я опять с тобой согласилась… читать дальше
Часть первая ...All hope is done...
«Это тактика победителя –
заставить своего врага думать, что ты все делаешь правильно»
к/ф «Законопослушный гражданин»
2025
POV Wyatt
Бежать больше не было сил. Так же, как и выбора. И я бегу. В который раз за эти годы? Я знаю эту дорогу так хорошо, что могу не задумываясь рассказать, где и какая кочка. Ноги сами привычно несут меня по вымощенной каменистой дорожке вдоль ровно подстриженных кустов каких-то цветов. В груди разливается привычное чувство страха пополам с благоговением. Я уже давно забросил мысль понять, почему именно это место на меня так странно действует. Просто я иду сюда из раза в раз, стремясь почувствовать то, что я никогда и никому не показывал. И не покажу. Кроме тебя. Но ты не хочешь этого видеть. Не хочешь замечать того, как сильно я страдаю. Из-за тебя. Я так сильно пытался понять, от чего же твоя любовь ко мне сменилась таким неприкрытым и жалящим ядом отвращением. Почему я не заметил, как это произошло?! Почему я не смог предотвратить это?! Ведь я, именно я долгие и счастливые годы наблюдал за тобой, буквально растил тебя, из-за всех сил старался заменить тебе родителей и дать то, в чем ты так нуждался. И я давал. Столько, сколько мог. Нет, я не просил быть мне за это вечно благодарным и даже сейчас не прошу. Все чего я так хочу, это твоего присутствия, твоего общения, слышать твой прекрасный голос и понимать, что ты рядом, не потому что я этого хочу. Ты возле меня только потому, что ты сам этого хочешь. Но нет. Ты уже долгое время этого не хочешь. И я даже не пытаюсь понять почему. Уже поздно что-либо менять между нами.
Задумавшись, не сразу осознаю, что я пришел. Туда, откуда все началось. Снова и снова возвращаясь к этому дому, я стою и жду того, что, наконец, пойму от чего именно это полуразрушенное, но все равно такое красивое здание так привлекает меня. Может эта мысль постигнет меня сегодня? Нет, вряд ли.
Свет неуловимо меняется, и я даже не успеваю закричать, как понимаю, что опоздал. Снова. Тело медленно оседает на пол, дергаясь в последних предсмертных конвульсиях. А я просто стою, просто смотрю на то, как глаза гаснут, а белоснежная от природы кожа приобретает голубой оттенок. Я не знаю, сколько простоял вот так, глотая свой собственный крик и обжигающие слезы, но как только я делаю шаг к еще не остывшему телу, то все исчезает. Медленно и от того пугающе необратимо. Пальцы судорожно хватают холодный ночной воздух, колени предательски подгибаются, и я падаю.
- Неееее…
- … уходи, - чтобы затем с криком сесть у себя в постели.
Сон.
В который раз за последние месяцы я вот так с криком просыпаюсь в своей спальне? Холодной рукой провожу по мокрому от пота горячему лицу, понимая, что успокоиться и заснуть снова просто не смогу. Как обычно, 4.16 утра, а сна ни в одном глазу, хотя лег вчера, а точнее уже сегодня, очень поздно. Дела империи отнимают уж слишком много времени. А может это и к лучшему, на соблазн бросить все силы на твои поиски не остается времени. Как же я мечтаю о нашей с тобой встрече! Нормальной, без взаимных обид и упреков, без обвинений и неизбежного после этого мордобоя.
Огни самого большого города так и манили ими любоваться, но я остался к ним невосприимчив. Возможно потому, что сам создал этот город огромным трудом и любоваться на него нет никакого желания. Так всегда – то, что забирает у нас много сил, то, ради чего мы не спим по ночам, впоследствии вызывает отвращение, а не желание собой гордиться. И этот город не исключение.
Темно-зеленая плотная ткань, кажущаяся в ночной темноте почти черной, мягко шуршит, отделяя меня от зрелища за окном.
А ведь кто-то там счастлив… Кто-то может жить каждый день по расписанию, приходя домой по вечерам к своей семье, зная, что они в безопасности тихо и спокойно доживут свой век в кругу своих детей и внуков. Таких людей сотни тысяч в том скоплении огней за плотной тканью портьер. И я к ним никогда не смогу относиться…
Вдох-выдох, не надо так злиться, нужно успокоиться и взять себя в руки. Гнев и зависть еще никого не осчастливили. Даже наоборот, разрушили много отношений…
Не стоит вспоминать, не стоит.
Благословенная холодная вода скользит по телу, унося с собой не успевшее расцвести полным цветом неконтролируемое бешенство. Список дел на сегодня точно такой же, как и вчера. Все просто и понятно изо дня в день вот уже на протяжении четырех лет. Я перестал ждать каких-либо случайностей или форс-мажорных обстоятельств в виде новых восстаний. Кажется, кто-то тут хотел жить по расписанию, возвращаясь вечером домой к семье? Поздравляю, Уайет, ты уже. Вот только последнее тебе, как ни крути, не светит. Не в этом мире.
Какая-то идея, шевельнувшаяся на краю сознания, так и остается недодуманной.
Ааа, ну её! Потом еще появится. Пойду, устрою кому-нибудь веселую жизнь. Судя по всему, принцип «Почему кто-то счастлив, когда я нет» мой любимый в жизни. По крайней мере, я на это надеюсь. Уж лучше этот, чем «Убейте меня кто-нибудь, чтоб я не мучился». И вообще, лучше заниматься каторжной работой, чем иногда видеть то, от чего кровь стынет в жилах. И смерти тысяч тут совсем не причем…
… И понеслось! Если день расписан по минутам и как две капли воды похож на предыдущий, то это еще не значит, что он пройдет быстро и без сюрпризов. Начиная с того, что обрушился квартал темных в Японии и, заканчивая очередным отчетом от Бьянки, от которого в равной степени хотелось и удавиться, и придушить кого-то другого голыми руками, и напиться, и бросить все и всех и помчаться на другой конец планеты, молясь, чтобы в этот раз пронесло. Но ничего из этого делать ни в коем случае нельзя. Не потому что от этого может стать еще хуже (куда уж еще сильней!), а от того, что ничего не изменить. И в очередной раз, сцепив зубы, сжав кулаки и буквально привязав себя к креслу в аудитории, где проходила очередная нуднейшая, но от этого не менее полезная конференция, я сижу и жду того момента, когда это закончится. Когда можно будет прочитать ту стопку бумаг и справок, переданных мне от феникса полчаса назад, а сейчас сиротливо лежащей на краю стола и едва не дымясь под моим пристальным взглядом. Надо поумерить свой пыл, а то я останусь без самой необходимой для меня информации еще на неделю. И тогда уже ничего не сможет меня удержать, чтобы навестить ту, которой я доверил самое ценное в своей жизни. В своем существовании, если быть честным хотя бы с самим собой.
Многие считают, что если у тебя есть все, то ты счастлив. Многие считают, что если человеку дана власть над миром – то она всенепременно абсолютна. Ни то, ни другое неправда. Нельзя быть счастливым, если ты лишен удовольствия завоевания и адреналина охоты, невозможно оставаться довольным, если все пытаются тебя получить для того, чтобы похвастаться перед завистниками, побаловать свое самолюбие, не может человек радоваться тому, насколько жесток и расчетлив оказался его выбор и насколько грешными и низкими его помыслы. Да, человек не может этому радоваться и этого страстно желать. Но я же не человек… Как ты там меня называл? Монстром? Чудовищем, не способным никого любить? Извергом, погубившим все человечество? Отродьем, не стоившим того, чтобы появляться на свет? И ты прав был, милый, я действительно не способен больше любить, да и чувствовать человеческие чувства тоже. Больше не способен.
А моя власть абсолютна, что бы там мне не казалось. И ты это знаешь.
Лишь бы оказаться в спальне побыстрее, наедине с самим собой, подумать над тем, что я скажу тебе, когда мы увидимся. Эти мысли стали мне заменять сказку на ночь, эти мечты начали заменять мне жестокую реальность, а слова – побуждали желание жить. Хотя бы ради того, что бы сказать то, что я думаю. Чтобы увидеть в любимых изумрудных глазах подобие улыбки, а на красивом лице эмоции. Что бы увидеть в тебе хоть что-то, кроме той пустоты, в которую ты погрузился всем своим сердцем, всеми своими мыслями и чувствами. Пустота стала заменять тебе семью и друзей, одиночество – радости жизни. И все из-за меня, но не ради. Ты сделал шаг и исчез в темноте, оставив меня наедине с этим жестоким миром, который я сам создал, не желая признавать, что в итоге ты останешься прав. Ты всегда прав, но я не понимаю твои слова. Не в этот раз. И не в этом мире, наверное.
@темы:
"Целитель",
Мое творчество,
FanFiction
Шаг… Для того, чтобы понять, определиться. Я действительно хочу быть здесь, я мечтал об этом все неделю, но… Что именно «но» я не могу никак понять. Просто чувствую в душе мерзкий ком грязи, которая медленно стекает все ниже и ниже…
Еще шаг, но в душе нет желания и стремления. Все осталось там, в Мире, а здесь все исчезло, не растворилось, не ушло, а исчезло. Словно все это было ненастоящим, ненужным, давящим, мешающим. Я начинаю это понимать только оказываясь здесь, все остальное время я чувствую. И ненавижу себя за это.
Так часто было раньше, тогда. Мы были с тобой близки, как мне казалось. Но лишь спустя годы я понял, что это я все это время был рядом с тобой, а не ты был со мной. Ты всегда предпочитал кого-то другого мне. Не из глупости, вредности или страха. А просто так. Я люблю тебя до сих пор, но не знаю, что ты испытываешь ко мне. Грустно? Возможно. Обидно? Нет. Мне всегда казалось, что я тебе недостоин. Даже глядя на то, как ты в очередной раз уходишь с кем-то из друзей, я не испытываю никакой обиды. Почему? Потому что не имею на тебя никаких прав. Даже право на то, чтобы обижаться. Я лишь мог ревновать. О да, это чувство до сих пор жжет душу, стоит вспомнить только кого-нибудь из твоих друзей. Из тех, с кем ты действительно был близок. Кто-то, кто знал тебя. Не так, как я, с другой стороны. Именно стой, где ты был нежен и встревожен, взволнован и грустным. Я лишь видел силу, исходящую от тебя, импульсы. И только. Я ревновал тебя даже к твоему дневнику, который ты ведешь с десяти лет по совету психолога.
Ты писал туда все. Сначала мелочи старательной детской рукой и кривоватым почерком, затем все более осмысленно, точно и правдиво. Каждый день ты доверялся этой маленькой бездушной книжечке, способной только принимать твой переживания, но не способной ничего дать тебе взамен.
Ни душевной теплоты, ни сочувствия, ни понимания… Это все может дать только человек, тот, который бы хорошо знал тебя, был бы с тобой постоянно рядом, заботился о тебе, но ты сам предпочитал не замечать моих намеков, делая вид, что он просто хочет сэкономить мое время, но причина то таится гораздо глубже…
Еще шаг, и я оказываюсь рядом с тобой, стоит только слегка вытянуть руку, и я дотронусь до твоей руки.
Все на своих местах. Именно в эту минуту я понимаю, зачем был весь этот мазохизм, когда можно было просто время от времени интересоваться, как у тебя идут дела. И это было бы разумней.
Так я думаю шесть с половиной дней в неделю, а именно эти полдня меня поглощает правильность. Я там, где должен быть. Держать твою безвольную руку в своей – это намного больше, чем обычный жест. Это доказательство того, что еще есть надежда не только на твое полное выздоровление, но и на мое. Это не просто прикосновение, это интимный жест, показывающий, что чтобы не произошло между нами, я все равно тобой дышу. Это уже не любовь, она не может быть настолько сильной, настолько дерзкой и ревнивой. Она должна быть нежной, заставлять сердце пропускать удар при прикосновении любимого, а в животе должны порхать бабочки, вызывая желание взлететь к Небесам и завоевать Мир, бросив его к ногам любимого, только чтобы на тебя просто посмотрели любимые глаза.
Мое чувство к тебе не вызывает ничего подобное. Я не таял от твоих случайных и редких прикосновений, я просто пылал, словно меня заживо сжигали на костре. В моем животе не летали бабочки, там словно билось второе сердце, билось часто-часто и сильно, перекачивая всю кровь то в живот, который начинал тут же неприятно ныть, когда ты оказывался в поле моего зрения, а потом пребольно ударяло кровь в голову, и после этого мир пошатывался, крутясь перед глазами тысячами изумрудно-изумленных глаз…
Я не взлетал к Небесам, я срывался с большой высоты в темное непроглядное ущелье. Когда тьма перед глазами расширялась настолько, что моргая, можно было услышать эхо от ударов своих ресниц…
И я не завоевывал Мир для тебя, не бросил его к твоим ногам. Нет. Это мир завоевал меня, вынуждая следовать своему инстинкту, который диктовала мне Сила. И вместо всего Мира я сам бросился к твоим ногам, преданно заглядывая в твои глаза, но вместо всего того, что я себе нафантазировал, я получил…
Твой следующий вздох был немного громче и глубже предыдущих, заставив меня оторвать свой взгляд от твоих исколотых вен и посмотреть на лицо.
Когда-то по-девчачьи длинные и густые ресницы обрамляли твои красивые золотисто зеленые глаза. Сейчас же… ресниц не было вообще – они были вновь сожжены тобой же несколько дней назад. В частых припадках ты очень любил вредить своему телу, особенно некогда бесподобному лицу. Тонкие, полусожженые брови сейчас то становились «домиком», то налезали почти на самые глаза, показывая, что твое забитые не так безоблачно… А глаза… темные впавшие глазницы резко отчерчивали глазные яблоки на сильно истощенном лице. Сломанный когда-то и так и не вправленный нос с горбинкой, резкие, даже какие-то угловатые, скулы, острый подбородок, искусанные в кровь пухлые губы, которые пересекает тоненький, почти незаметный шрам, тянущийся от кончика носа до середины подбородка, впалые щеки и коротко наполовину остриженные, наполовину вырванные почти черные волосы, не скрывающие уродливый толстый шрам поперек затылка…
У меня не было ни одной твоей фотографии, где ты был еще таким, каким тебя создала природа. Я лишь по полупрогнившим воспоминаниям помню твой широкий лоб (тот, что признак большого ума), аккуратненький, немного вздернутый нос, высокие скулы, делающие лицо идеально симметричным, губы, часто складывающиеся в лучезарную улыбку. Но самое главное – волосы…
…Ты был единственным врожденным эмпатом во всем городе. Отец не раз тогда с гордостью говорил, что нашему роду была оказана небывалая честь Сверху. Дети, рожденные с эмпатией – невероятнейшая редкость. Гораздо чаще людей просто наделяли таким Даром в сознательном, а то уже и зрелом возрасте. Эмпаты были нужны, именно поэтому Старейшинам пришлось идти на такой риск, ведь даже немного неустойчивого человека это могло навсегда свести с ума. Но такая операция, как наделение человека таким «тонким», даже «хрупким» Даром не наделяла его обладателя уникальными способностями, какие дарила врожденная эмпатия. Ты мог с легкостью прочитать мысли любого человека на Земле, даже находившегося за тысячи миль от тебя, мог не причиняя сознанию вреда извлечь из памяти любое воспоминание, мог вылечить любую психологическую болезнь, подарить спокойствие на долгое время, если была такая необходимость. Список того, что ты и твой Дар могли делать с сознанием любого существа, поражал воображение.
Общество вас оберегало так, как не хранило бы и Священный Грааль! На врожденного эмпата даже запрещалось косо смотреть. Совсем не из-за того, что это могло как-то нарушить его душевное равновесие, а просто если ему не понравиться твой недовольный взгляд, который он, вне всякого сомнения, почувствует, то эмпат мог сделать с тобой ТАКОЕ, что ты бы с большим удовольствием заглянул в пасть к злобному дракону. Для того чтобы люди могли понять, что среди них тот, кого нужно безмерно уважать и чуть-чуть бояться, вам не разрешали стричься. Только при крайних обстоятельствах. Длинные волосы были показателем того, насколько обучен и профессионально компетентен эмпат. Поэтому первое, что приходит у меня в уме при воспоминании о тебе – шикарная, густая и длинная, ниже бедер, коса каштаново-бронзовых волос, обвивающая твое стройное тело.
Но и обучение вас было проблемным. Управлять своим сознанием, научиться гармонично жить со «второй душой» в теле, упражнения на отвлечение, сканирование памяти на расстоянии – все это было не то, чтобы неприятно, это было дико больно. Но необходимо.
Я до сих пор вспоминаю твои мутные от невыносимой боли глаза, взгляд, в котором откровенно читалась мольба, хрипы от болевого шока по ночам. Все первые восемнадцать лет твоей жизни были окрашены для тебя не радостью детства, не первыми переживаниями. Все самые счастливые и беззаботные годы были для тебя разукрашены в чернильно-черный цвет боли, от которой ты порой превращался в ничего не соображающее растение, у тебя даже голос пропадал и ноги от шока отнимались.
Но это было необходимо. Иначе ты мог просто сойти с ума, не справившись с Даром…
Сейчас эти картины почти полностью стерлись из моей памяти, но реставрацию я не смогу уже произвести – ты уже никогда не будешь таким, как в шестнадцать, семнадцать или восемнадцать лет…
Снова резкий вдох заставил твою грудь слегка приподняться. Веки дрогнули, и я не смог скрыть улыбки. Еще чуть-чуть и…
Да! Ты медленно открываешь глаза и сонно моргаешь, смотря в потолок. Я даже забыл, как дышать. Последний раз я видел, как ты вот так просыпаешься месяцев семь-восемь назад – Бьянка старалась сделать так, чтобы мы как можно реже пересекались с тобой, когда ты в сознании. Говорит, что это для моего же блага. А у меня нет оснований ей не доверять…
С минуту ты смотришь на потолок, а я даже боюсь дышать, не то, что шевелиться. На твоем лице ни единой эмоции, ни один мускул не шевельнулся, чтобы показать хотя бы то, что ты в сознании, а не под действием снотворного. Сейчас ты словно… манекен, без движения лежишь на кровати, и только каждую минуту открывающиеся и закрывающиеся глаза показывают, что ты живой, что ты до сих пор есть…
…Все о чем-то мечтают. Не важно когда, часто даже не замечая, мы фантазируем, пытаясь представить себе безоблачное будущее, надумать свою судьбу, и чтобы все всенепременно было хорошо. Но это всего лишь мечты, не имеющие с текущим настоящим ничего общего. Такой маленький мир в нашей голове, живущий по нашим правилам, подчиняющийся только нам и нашим желаниям. И такой мир есть у каждого, вопрос только в том, знаем ли мы о том, что уже создали себе свою идеальную Вселенную.
Мечтать хорошо и приятно. Если только эти самые размытые картинки не начинают заменять тебе мир, они прекрасны до тех пор, пока ты четко можешь сказать, что реально, а что ты придумал сам, стремясь идеализировать все вокруг себя.
А когда ты живешь во Вселенной в своем воображении, а все остальные в другой Вселенной – это уже плохо. Существую телом в одном месте, а сознанием в другом, ты вынужден контактировать с реальностью, которая больно бьет тебя за предательство. За то, что она, настоящая Вселенная, оказалась чем-то неугодна тебе, она обижается, колется, и ты поневоле забиваешься все глубже туда, к себе, где тепло и уютно, где никто не обижает и куда никто не может попасть. Где есть только ты и твое Одиночество. Идеально…
Никто из нас не смог предусмотреть, что твое сознание себя поведет именно так. Хотя, а что тут предусматривать? Это стало для всех полнейшей неожиданностью. Все же думают, что завтра они не пойдут на работу из-за того, что наступит конец Света. Потому что это невозможно.
Как и твое абсолютно закрытое сознание. Ты не пускаешь в себя никого, сильнейшие эмпаты и телепаты, которые тебя пытались «открыть» могли лишь болезненно морщить лоб и говорить, что достать твой разум из глубин закрытого и замутненного сознания невозможно. Но как? Как возможно такое? Ты врожденный эмпат, которого даже убить практически невозможно – настолько сильно ты связан с этим Миром. И тут на тебе! Такого никогда не было! До тебя...
Но ты в очередной раз доказал, что уникален. Все, что мы можем – это ждать, что когда-нибудь непонятный карантин в твоей голове исчезнет, и ты сможешь вынырнуть, а я смогу вздохнуть.
Но мечты для меня навсегда остаются лишь мечтами…
Наблюдать за тем, как дышит любимый тобою человек – счастье. Призрачное, капризное, но счастье. Смотреть, как опускается и поднимается при дыхании грудь человека, без которого не можешь жить, но который медленно, но верно угасает... Счастье? Или медленная пытка? Нет, всего лишь реальность, оказавшаяся еще более капризной, чем счастье.
Часы внизу один раз тихо звякнули, показывая, что стрелки прошли еще один круг на часах. Дверь бесшумно отворилась ровно настолько, чтобы пропустить обманчиво-хрупкую девушку в комнату.
Бьянка тихо подошла к тебе, изредка моргающему, и присоединилась ко мне, неотрывно следящим за каждым неглубоким и коротким твоим вздохом. Этого я заметил не сразу. Лишь минут через пять, когда до меня внезапно дошло, что дыхания в комнате вместо двух три.
Это несколько озадачило меня. Как только она возвращалась со своей ежепятничной прогулки, то немедленно выталкивала меня из комнаты, говорила, что если что-то случиться, то я тут же об этом узнаю, и яростно шипела, как взбешенная кошка, стоило только мне на нее жалобно посмотреть, а тут такая щедрость…
Червячок сомнения поднял свою голову. Что-то не так. Моя интуиция вопила о том, что либо сейчас что-то произойдет, либо мне собираются сообщить, что уже произошло. Даже не знаю, что хуже…
- Пойдем, - девушка при свете солнца выглядела болезненно. Хотя вряд ли выгляжу лучше нее.
Сейчас мы с ней живем в ожидании чуда, которое возможно никогда не дождемся.
Знакомая спокойная гостиная, залитая светом, вызывала противоположные чувства.
Значит, все-таки она что-то знает, или о чем-то догадывается. То, что она решила приоткрыть завесу перед тайной меня немного беспокоило. Бьянка никогда не была паникершей. Я знаю ее достаточно много лет, чтобы с уверенностью сказать, что сейчас она делает все возможное для нас с тобой, но в тихом омуте, как известно…
Хорошо.
Это отрывок молитвы на латыни. Просто понравилось.
Прочла.
Спасибо за главу
В общем хорошо получилось )))
Ну, как грится - понеслась!
О, Месс, как же я боюсь повернуть голову посмотреть в центр комнаты.
Мну тута затупил...
Я до сих пор вспоминаю твои мутные от невыносимой боли глаза, взгляд, в котором откровенно читалась мольба, хрипы от болевого шока по ночам. Все первые восемнадцать лет твоей жизни были окрашены для тебя не радостью детства, не первыми переживаниями. Все самые счастливые и беззаботные годы были для тебя разукрашены в чернильно-черный цвет боли, от которой ты порой превращался в ничего не соображающее растение, у тебя даже голос пропадал и ноги от шока отнимались.
Мляяяя.... Как же мне хреново это читать. Сердце ноет.
Поэтому первое, что приходит у меня в уме при воспоминании о тебе – шикарная, густая и длинная, ниже бедер, коса каштаново-бронзовых волос, обвивающая твое стройное тело.
Моя фантазия малясь спасовала.
Надеюсь Крис преодолеет свое безумие и беспамятство и вернется. Будущее без него уже не то...
Спасибо за проду! Молодчинка!
Из Библии.
Бедный Крис Без ресниц, почти нет бровей, худой, впалые щеки И еще волосы... Я не могу его представить с косой Бедный Уай А он станет добрым? Я не поняла, зачем пришла Бьянка. Ведь прошел только один час, или нет? А Крис станет нормальным?
А насчет того, будет ли Уайет добрым, выздоровеет ли Крис - не скажу!
Спасибо за главу Жду проду *как видишь, комментировать я не умею*
Приятно, что моим читателям нравится мой взгляд на мир.
Спасибо что откомментировала.
ААААААААААААААААА! Christian W. , ты просто садюга. Самая садистская садистка на свете. Снова новая глава и опять неизвестно, что случилось с Крмсом!!! Сколько можно держать нас в напряжении?! Я скоро свихнусь за компанию с Кристофером.
Не надо! Это плохая идея, правда!
И да - я люблю интриговать народ!
А с Крисом все скоро станет понятным.
Спасибо!
Так, мне опять лень топать на Телесериал... Значится, пардон, но комментить буду здеся.
Лады!
Мну тута затупил... А что такое Месс?
Месс - это он. Мессия, проще говоря. Человек, который должен стать кем-то вроде Иисуса Христа только на Земле и для всего народа.
Мляяяя.... Как же мне хреново это читать. Сердце ноет.
Нуууууууу, солнце, не расстраивайся!
Моя фантазия малясь спасовала. Че-то у меня не получается представить Криса с косой, хотя зрелище, я уверена, было бы потрясное.
Зрелище это не просто потрясное - великолепное.
Надеюсь Крис преодолеет свое безумие и беспамятство и вернется. Будущее без него уже не то...
Это как получится.
Спасибо за проду! Молодчинка!
А что Иисус не на Земле и не для всего народа?
Спасибо, прелесть моя! Мне безумно приятно, что вам всем нравится.
не за что. Мы любя и от чистого сердца
Мне все-таки кажется, что он не на Земле, хоть и для народа.
Я просто размышляла, вот если Уайет будет говорить "О, Господи", то это довольно странно для человека, обращенного во зло, если он будет говорить "О, Тьма", то по определенным обстоятельствам это неприемлемо для него.
А вот насчет Мессии самое то. Тем более что в мире Уайета и Криса он существует. Этакий спасатель всего мира.
не за что. Мы любя и от чистого сердца
Спасибо!
Ну, телесно может и не на Земле, но тем не менее незримо Он здесь. Это же Бог=абсолют=может всё. Но это так — богословские вопросы
Оу, спс. Теперь поняла=)
Зрелище это не просто потрясное - великолепное.
Ех, завидую твоей фантазии, ибо моя пасет задних.
Вы меня прям и тут, и там, на Телесериале, засмущали все!
Мы же тебе приятное сделать хотим, Тем более, я не знаю другого способа выражать свои эмоции, так что, пардон, но придется терпеть!
Фантазия как фантазия, ничего особенного.
Ты просто представь Криса. Такого высокого, красивого. Ему лет семнадцать-восемнадцать. Представила? Так вот, на нем обычные спортивные домашние штаны и синяя футболка с длинным рукавом. Вот он стоит на кухне с кружкой кофе и смотрит в окно. Видишь? Теперь представь, что ты сидишь за столом, а к тебе он стоит полубоком у окна и наблюдает... мммммм, допустим рассвет. А ты за ним наблюдаешь, естессна. По кухне разлетается пряный аромат свежей выпечки, и он оборачивается к духовке, не забив при этом тебе улыбнуться. Его длинные волосы собраны в туго заплетенную косу, которая при едва розовом свете кажется черной с медными проблесками. Когда он к тебе обернулся, то коса изящным и привычным движением обвивает его тонкую талию. Улыбаясь, он ставит свою кружку не стол и берет в руки полотенце, чтобы достать готовые булочки. Поворачивается к тебе спиной и наклоняется...
Эээээ, думаю на этом хватит фантазировать.
Ну что, понравилось увиденное?
Оу, я теперь представила
Непривычно...но красиво!
Может потому что они похожи!
Эээээ, думаю на этом хватит фантазировать.
Ну что, понравилось увиденное? Мне - да!
Мляяяяяяя.... Теперь мне моя фантазия точно покоя не даст. Такую картинку я вряд ли забуду.
Прошла минута, а мне почему-то было неловко просить Бьянку говорить, выведать то, что она хотела мне сказать, словно я пытаюсь влезть к ней в душу без спроса, узнать то, о чем мне не должно хотеться даже думать. Это даже немного удивляет, ведь сам я ей открылся полностью. Даже странно, что она позволила мне увидеть ее слабость.
Ёе силы на исходе.
Она повернулась ко мне, и я подумал, а сколько же раз такая картина происходит без меня? Я бываю тут всего четыре часа в неделю, скрашиваю ее одиночество, но что она делает в остальные дни? Так же подолгу наблюдает за фотографией, боясь подняться наверх и понять, что тот, кто на снимке, исчез навсегда? Что человек, в которого она влюбилась много лет назад, никогда не вернется. Это поистине страшно. Нет, не быть одному, зачастую одиночество – это то, что мы ищем всю жизнь. Не быть нелюбимым кем-то – пусть это сводит с ума, но с такой мыслью можно прожить хоть несчастливую, но жизнь. Страшно бессилие. Это когда ты уже сделал все, но этого мало. Это когда ты отдал всего себя, но впустую. Это когда единственное, что тебе осталось сделать – похоронить любимого после его смерти. Или еще при ней. Вот что заставляет сильных бояться, падать и больше не подниматься. Не потому, что нет больше сил, а лишь потому, что больше не для кого…
Проведя дрожащими руками по растрепавшимся волосам, она глубоко вздохнула и села напротив меня.
Часы отбивали ровно десять.
- Мне кажется, его пора отпустить.
Последний раз бухнул звон часов, и маленький мир снова погрузился в тишину.
Её силы закончились.
… От каменной дорожки исходил приятный жар, грея соскучившихся по теплу людей. Набережная, по которой я ходил последние месяцы каждый день, сегодня, как никогда, была полна детьми. Неподалеку находилось несколько лагерей и закрытых школ, из которых, судя по всему, учителя и воспитатели привели ребятишек понежиться на солнышке.
Я точно знал, что отца не будет дома, именно поэтому позволил себе присесть на горячий гранит и прикрыть глаза.
«Ровно десять минут, - улыбаясь, подумал я. - Потом домой, а по дороге придумать срочное и неотложное дело во дворе, чтобы вытащить Криса из дома хотя бы на полчаса».
Те, кто видят океан или море каждый день, не понимают, как соленая вода меняет воздух. Он становиться таким приятным, таким «густым». Сливаясь с гулом высоких волн, он создает необычную картину. Для того, кто хотя бы раз побывал на морском побережье, этот запах и этот звук разбиваемой о берег пенной воды ассоциируется с отпуском, отдыхом, и даже возможно с чем-то диковинным, иноземным…
Положенные десять минут отдыха прошли, и я направился к одной из аллей, ведущих к центру города, думая минут через двадцать заставить последовать моему примеру кое-кого другого, такого упрямого и…
Я так потом и не понял, откуда она взялась. Просто появилась передо мной, хотя в радиусе десяти метров вокруг точно никого не было, все предпочитали бродить по теплому песку, а не сидеть, как я, на гранитном ограждении.
На ее внешний вид невозможно было определить, сколько ей лет. Тридцать или же за шестьдесят? Ниже меня, по крайней мере, на полметра, она неожиданно бойко схватила меня за локоть и потащила к ближайшей лавке. А я мог лишь глупо таращиться на нее, сознанием понимая, что ничего она со мной не сделает.
- Вот так, садись сюда, - голос ее, как ни странно, оказался довольно приятным. Не сказать, чтобы ее внешность была отталкивающей, скорей в ней было что-то притягивающее: черные как смоль вьющиеся волосы, ровный, темно-бронзовый загар, яркие голубые глаза, черная одежда, надежно скрывающая все ее тело, кроме лица и кистей рук. А еще она вся с ног до головы была обвешана бусами: крупными и мелкими, яркими и немного поблекшими, из дерева, металла и еще неизвестно чего… А от ее голоса наверно я ожидал чего-то другого, более низкого, может даже немного хриплого. – Едва не упустила, ну надо же!
- Кто вы? – ее голос и мимолетные мысли о нем вывели меня из ступора. Вред она мне не причинит, это я чувствовал, и внезапно стало любопытно, хотя меня особо никогда не тянуло выведывать у людей то, чего они по каким-то причинам не хотели мне говорить или показывать. Общение с Крисом сказывается, не иначе.
- Кто я? – она заливисто засмеялась, словно… словно мы были знакомы много лет, и я сейчас просто пошутил, заставляя ее смеяться. – Я Рита, но это ты узнаешь потом, - все еще улыбаясь, сказала она. – У меня для тебя кое-что есть.
Но дальше ничего не последовало. Она смотрела на меня, ожидая, что я скажу. Или что я ей тоже улыбнусь, но хоть я по-прежнему не чувствовал от нее никакой опасности, мне показалось, что солнце куда-то спряталось. Женщина все сильней казалась мне знакомой, но я уверен, что никогда ее не видел.
Она вздохнула, как мне показалось, разочарованно.
- Медленный… - едва слышно шепнула она сама себе, не отрывая своего взгляда от чего-то за моей спиной. Я резко обернулся, но вокруг нас по-прежнему никого не было. Поворачиваясь назад к незнакомке, я краем глаза заметил, как она подмигнула кому-то, кого видела только она и снова улыбнулась. Не мне…
- Так вот, как я уже сказала, я должна тебе кое-что передать. Не перебивай! – строго произнесла она, заметив, что я открыл рот, чтобы возразить. – То, что сейчас я скажу – не бред. Отнесись к моим словам очень серьезно. Хотя бы сейчас, пожалуйста, - в ее голосе звучала мольба, словно от выполнения мной ее просьбы зависело ее личное счастье. А может это действительно так.
Я кивнул, отмечая про себя, что впервые в жизни вот так просто сижу с абсолютно незнакомой женщиной и о чем-то с ней еще разговариваю.
Сейчас попросит либо денег, либо какой-нибудь помощи. Не зря же ее голос звучал так умоляюще. Но она снова меня удивила.
- Не отпускай его, милый. Он не вернется больше ни к тебе, ни к ней, он раствориться там один в своем отчаянии и Вере. А его мечты обернуться твоим ужасом. Слышишь меня? Держи его и, возможно, Мир не умрет вместе с вами. Ты велик, но без него ты никто. И она это знает. А смирение не твое качество, - она невесело хохотнула, словно это тоже была какая-то старая шутка. - Я бы сказала больше, но не могу, сам понимаешь, – а я не понимал. Не только того, что она замолчала, но и того, что она говорила вообще. На меня словно ведро воды вылили. Такой холодной и неприятно пахнущей солью.
- Но…
- Нет. Прости, мне пора. Ты запомнил?
- Д…
- Тогда до встречи через несколько лет. Прошу, послушайся меня хотя бы сейчас. А если нет, то… три круга Ада. Но ты выдержишь. Ты найдешь его Веру на тысячный день после ухода. И только тогда начнется третий.
Прытко вскочив с лавки, женщина за долу секунды оказалась у меня за спиной. А когда я обернулся, то ее уже не было. И я сильно сомневаюсь, что кроме меня ее кто-нибудь видел…
- Я его не отпущу, - не сейчас, по крайней мере.
На языке вертелось еще много слов, одно другого краше, чтобы сказать ей все, что я думаю про ее предложение. Я уже вдохнул побольше воздуха, чтобы все высказать одним махом, поднял глаза… и выдохнул. Бьянка сидела, закрыв глаза. Слишком бледная, слишком уставшая, худая и измученная, сейчас она отличалась от тебя только возможностью видеть, слышать и говорить.
- Я больше не могу, - тихо произнесла она, но в этой простой фразе было слишком много боли. Я не думал, что такая короткая фраза может вместить в себя столько усталости. – Я его люблю. Сильней, чем свою жизнь, но я так больше не могу, - по ее щекам текли слезы, а веки сильно сжимали закрытые глаза в попытке сдержать эмоции.
- Бьянка, я понимаю. Правда, понимаю. Это слишком сложно и больно для нас с тобой. Но ведь ему гораздо хуже. Ты сильная, я знаю, но давай ты отдохнешь. Совсем немного. Наберешься сил. Давай? А я здесь побуду…
- Это ради него я все делала, - не слушая меня, также тихо прошептала девушка.
- Бьянка, посмотри на меня, - она открыла глаза, - я знаю. Знаю, что все только ради него, иначе бы тебя рядом с ним не было. Но ты же тоже не железная, - она вымученно улыбнулась.
- Я его не могу оставить.
- Я знаю. Просто приляг, поспи. А я здесь побуду, присмотрю. Ты когда вообще в последний раз нормально спала? - этот вопрос я задаю, уже открывая дверь в соседнюю комнату, ее спальню.
- Я не помню, - честно призналась она. – Крис… он часто по ночам хрипит, наверно от боли, я так и не поняла, вот я и просыпаюсь, стараюсь его разбудить и успокоить.
Даже если она и заметила, как я резко остановился после ее слов, то не подала виду. Подойдя к кровати, она буквально рухнула на нее, не раздеваясь, и тут же, наверняка, провалилась в сон.
Он просыпается по ночам. Бьянка не стала уточнять, но скорей всего она имела ввиду, что почти каждую ночь… Я себе этого не представляю. Я довольно легко просыпаюсь от любого шороха, а если бы этот самый «любой шорох» был бы твой ужас? Что бы я делал, если бы меня внезапно разбудили твои мычания? Смог бы нормально отреагировать посреди ночи, когда бы понял, что эти странные звуки, так похожие на стоны смертельно раненого дикого зверя, издаешь ты? Или же я бы смог только на подгибающихся ногах подняться наверх и со своим ужасом наблюдать, как ты задыхаешься от своего? Нет, такое я не могу себе вообразить.
Зато я могу это вспомнить…
… Тишину нарушил звук разбивающейся вазы. Первой моей мыслью было: «Демоны!», но «потрогав» щит, я понимаю, что в доме нас по-прежнему трое. И один из нас скорей всего уже спит мертвецким сном заправского алкоголика, второй сидит на кровати, тупо пялясь в темноту, а третий… А что с ним?.. Ой, да наверняка это отец разбил вазу, совершенно не ориентируясь с похмелья в доме.
Моя голова уже коснулась подушки, когда я услышал это. Звук доносился из комнаты Криса, и чем ближе я был к заветной цели, тем сильней на моей голове волосы дыбом вставали. Я ворвался к тебе, намериваясь защитить от любого монстра, который мог бы на тебя, такого беспомощного, покушаться.
И замер на пороге…
Тоненькое тело подростка сжалось на краю кровати в позе эмбриона, но было заметно, что Крис не спит. Его трясет, как в эпилептическом припадке.
А еще он кричит. Прикроватная лампа (это была лампа!) разбита вдребезги, плотные черные шторы сорваны с гардин и валяются на полу.
Я бросился к тебе, как-то на автомате замечая через открытую дверь в твою ванную, что многострадальное зеркало опять разбито. Но это я осмыслил гораздо позже. Все, на что меня хватило – это обнять тебя, всем своим телом ощущая дрожь хрупкого слабого тела подо мной. Ужас накрыл нас обоих с головой. Я не знаю, сколько мы вот так пролежали, но через какое-то время я понял, что Крис перестал трястись. Он недавнего приступа осталось лишь тяжелое дыхание и широко распахнутые изумрудные глаза.
Еще спустя минуту я понял, что он едва ли не впервые позволил мне до себя дотронуться…
Наверно этого боятся все, у кого есть близкие люди. Страх, что с ними что-то случиться, настолько силен, что заставляет не задумываясь бросать все свои дела и нестись по первому зову. Наверно так и происходит с теми, у кого есть за чью жизнь опасаться, кроме своей.
Хоть я и имею человечка, за которого, не сомневаясь, отдал бы свою жизнь, я не причисляю себя к тем людям, которые сходят с ума от того, что с их близкими что-то произошло. Да, я над тобой трясусь как сумасшедшая мамаша! Но это еще не значит, что я не смогу тебя отпустить рано или поздно. Ты выздоровеешь, окрепнешь, и все равно захочешь уйти. Такие как ты не сидят в золотой клетке, как бы комфортно и приятно в ней не было. Ты не будешь сидеть на одном месте еще по одной причине: ты меня ненавидишь. Настолько сильно, что предпочел скитаться по Земле, бродяжничать почти год только лишь для того, чтобы не видеть меня.
И мне пришлось это проглотить, прекрасно осознавая, что я не имею на тебя никаких прав, и, следовательно, не могу заставить тебя быть рядом.
Как же хотелось! Месс, как же хотелось перегородить тебе дорогу, твердо и решительно заявив тебе, что ты останешься со мной. Но это опять мечты. Я даже сейчас понимаю, что не смог бы это сделать.
Я никогда не мог тебе перечить, спорить с тобой, возражать твоим решениям. Хоть я и понимал прекрасно, что ты зрелый, закончивший обучение эмпат, на которого никто просто напросто на посмеет напасть или причинить вред. Это я понимал разумом, который не всегда мог найти компромисс с сердцем, отчаянно требующим присутствие младшенького рядом. А еще желательно, чтобы я мог круглосуточно его видеть и убеждаться, что с ним все хорошо.
Одно из моих желаний сбылось: сегодня, по крайней мере, я понаблюдаю за тобой подольше.
Эта мысль заставила меня улыбнуться. Опять. Сегодня я подозрительно много улыбаюсь. И даже не считаю это каким-то своим очередным отклонением от нормы. А усталость Бьянки пройдет, и она снова сможет наблюдать за тобой. И пытаться тебя вылечить.
Я окидываю взглядом комнату девушки, в которую сейчас через окно просачивались первые робкие лучики солнышка. Эта сторона дома не была солнечной, и света здесь было значительно меньше, чем у тебя в комнате, но достаточно, чтобы через несколько часов разбудить уставшую и измученную Феникс, поэтому я легким движением кисти заставляю шторы закрыть окно и с чистой совестью поднимаюсь наверх, не забыв закрыть дверь в спальню.
Ступенька, еще одна, и еще… Три шага вперед после лестницы и четыре вправо, и я уже по возможности бесшумно поворачиваю ручку двери.
Каждая блестящая поверхность сверкала всеми цветами радуги из-за отраженных солнечных лучей. Они наполняли своим жизненно необходимым светом каждую хрустальную вазу в помещении, «зайчики» залезали в каждый лепесток белоснежных роз, и прыгали, прыгали, прыгали…
Ты все еще был в сознании. Но без искры разума в нем.
Например, из дневника следовало, что в период от десяти до восемнадцати лет, до эмпата ни в коем случае нельзя было дотрагиваться. Это причиняло им колоссальную боль, провоцируя Силы на несамопроизвольное сканирование, которое они еще не могли контролировать. Особенно следовало оградить чутких и ранимых подростков от совершенно посторонних людей. Желательно, чтобы их окружала только семья или очень близкие друзья. И Учителя, конечно же. А еще говорилось, что если по каким-то причинам эмпат не в себе, расстроен или разозлен, то нельзя с ним разговаривать. Можно просто посидеть рядом, помечтать о чем-нибудь приятном, тогда и подросток успокоиться.
А если в этот период Дозрелости произойдет нечто такое, что может сломать и обычного человека, то с этим маленьким человечком, получившим хрупкий Дар не иначе, как в наказание, можно будет навсегда попрощаться. Нужно по максимуму окружить ребенка заботой и пониманием, а если это невозможно, то почти сто процентов гарантии, что сознание навсегда, ну или на очень долгое время, закроется.
Мужчина, ведущий дневник, описывал несколько таких случаев, когда эмпат «закрывался» лет в пятнадцать, и затем «открывался» лет в шестьдесят, искренне недоумевая, где его родители и собирается ли его кто-нибудь поить сладким чаем на завтрак.
Но если человек уникален – то во всем, даже в эмпатии! Ты не только не реагировал на большинство раздражителей, которые, судя по описаниям, должны были вводить тебя в состояние паники или истерики, но и сам шел на контакт. На любой, кроме одного – прикосновения были строжайшим образом запрещены. Ты много и часто улыбался, несмотря на жуткие боли во всем теле.
До смерти мамы…
После нее ты тоже всех поразил. Тогда ты не закрылся, продолжая быть разумом в этом мире, хоть тебя и съедала тяжелейшая депрессия. Как ни странно, но ты начал вести себя как обычный подросток, потерявший очень близкого человека. От прошлой и довольно счастливой, несмотря на боль, жизни у тебя осталось только незаконченное обучение и боязнь чужих прикосновений…
Приборы по-прежнему тихо пищали, ненавязчиво давая понять, что с твоим телом все хорошо. А вот интересно, как долго ты пробудешь в сознании, ведь снотворное тебе никто не вколол? Долго, судя по всему.
Ты до сих пор без какой-либо цели рассматривал потолок и скачущих по нему «зайчиков», изредка прикрывая на минуту глаза.
Помня о том, что разговаривать ой как не желательно, я опустился на стул около твоей кровати и вновь выпал из реальности, заворожено наблюдая за тем, как веки твоих глаз то поднимаются, то опускаются…
За окном уже начало темнеть, когда мой желудок дал понять, что неплохо бы подкрепиться.
- Вот черт! – тихо, но все же слышно произнес я, понимая, что для этого мне потребуется выйти из этой комнаты, на что я пока не готов.
Твоя голова резко обернулась в мою сторону, словно ты только и ждал, когда я что-то скажу. Я заворожено наблюдал за тем, как в неправдоподобно огромных зеленых глазах зрачок быстро уменьшался, а яркая радужка глаз приобрела не характерный для нее темно-синий оттенок.
Понимая, что это не к добру, я попытался оторвать свой взгляд от твоих глаз, но не мог даже встать со стула. Ты, не переставая с какой-то агрессией за мной наблюдать, словно коршун за цыпленком, медленно сел. Через долю секунды я понял, что ты что-то собираешься сделать, но не успел ничего предпринять. Ты резким, даже каким-то по-кошачьи быстрым, движением вытянул руку и едва ощутимо коснулся моего лба…
ты как всегда в своем репертуаре, остановилась на интересном месте)))
Продочкаполучилась, от Повелителя Мира не осталось ничего, просто такой заботливый старший брат. Амиранда будет в шоке )))жду-не дождусь когда станет известно, что случилось с Крисом.
Завтра будет продолжение, так что не надо на меня бочку катить.
от Повелителя Мира не осталось ничего, просто такой заботливый старший брат. Амиранда будет в шоке )))
ладно, пока что поставим на ручной тормоз
Это да, она в обморок упадет!
А тебе это и нравится, хулиганка )))
Чуть-чуть, если тока!
Меня никогда не учили смирению. Даже наоборот, всегда говорили, что чем больше у тебя терпения, тем дольше ты будешь жить в плохом мире. А если терпения нет совсем, то и Зло уничтожить – раз плюнуть. Главное вовремя терпение потерять.
Терпеть меня никогда не учили, но что дала природа, того, к сожалению, не отнимешь…
Ожидание, что ни говори, выдалось тревожным. Рисование, прежде часто помогающее расслабиться, сегодня не помогало. Музыка немного раздражала, а на кладбище, к маме, идти не хотелось.
Хотелось лечь и умереть.
Не могу не обращать внимания на то, как поменялось мое сознание. Раньше, в начале Обучения, мне оно казалось тоньше мыльного пузыря – дотронься, и оно лопнет. Нас было всего трое, а Учителей – пятеро, и все Они в один голос говорили, что при должном усердии тоненькая пленка может превратиться в каменную стену, за которую можно спрятаться.
Но кто бы знал, как это больно! Каждый день засыпать и просыпаться от боли, бояться шевелиться лишний раз из-за боли, есть раз в день из-за боли, кричать что есть сил из-за боли, жить в боли…
Из года в год она не притуплялась, не становилась привычной, не «растворялась» в других чувствах. Она просто была, и временами заслоняла собой Мир.
Сегодня свободный день, едва ли не единственный за последний месяц. Хочется окунуться в солнечное тепло, пройтись по пустынным улицам, но это я смогу сделать только ночью. Днем из дома мне лучше не выходить, если кто-то до меня дотронется, то ближайшую неделю я проведу в своей кровати, трясясь как в лихорадке и срывая голос от болевого шока.
А еще было бы здорово провести день в одиночестве! Нам нередко говорили, что мы часто будем стремиться побыть наедине с самими собой. Это помогает расслабиться, отдохнуть от напряжения, чуть-чуть, совсем ненадолго забыть о боли. Но, как видно, не судьба…
- Стой!
Я прикрыл глаза. Как же это все мне надоело: бесконечный запах его алкоголя, его горе, которое он даже не пытается от меня скрыть, прекрасно зная, как мне больно от этого неприятного, режущего, ЧУЖОГО чувства. Но как бы мне это не нравилось, до конца Обучения еще почти два года, а до того времени мне придется быть здесь, наедине с ним.
- Я кому сказал, стой! – пьяный крик за моей спиной наглядным образом показал мне, насколько этот человек, называемый моим отцом, нетерпелив. А я, не обращая на него внимания, даже не смотря на него, прохожу к лестнице из кухни.
Лишь бы он от меня отстал, лишь бы он от меня отс…
В следующую секунду я шиплю от резкой боли, пронзившей всего меня! От нее хотелось кричать, упасть на пол и умолять ее прекратить. Но не при нем же!
Я резко обернулся, кое-как находя в себе силы стоять на ногах. Мой расфокусированный взгляд болезненно-черных глаз столкнулся с совершенно безумными глазами грязно-зеленого цвета. Спустя секунду я понял, что боль расходится не от головы вниз по телу, как обычно, а эпицентром стала правая рука, распространяя по мне сжигающую сознание волну…
Он держал меня за руку, не давая уйти.
Он держал меня за руку.
Он до меня дотронулся.
- О, я и не заметил! – он мерзко рассмеялся, запрокидывая голову назад. – Прости! – откровенно издеваясь, его тяжелая и противная «на ощупь» рука еще сильнее сдавила мое предплечье.
Он прокатившейся болевой волны я едва не потерял сознание. Мне всегда казалось, что когда ты пытаешься проникнуть в сознание человека – это больно. Но та, всепожирающая, не дающая вздохнуть и выдохнуть, парализующая волна ни в какое сравнение не шла с этой. Я в этот момент с кристальной ясностью я понял, что теряю сознание, но слишком медленно, чтобы это казалось мне избавлением от мучений…
Когда попадает в нос вода – это мерзко. Кажется, будто пытаешься глотнуть какой-нибудь кислоты через нос. Бррррр…
- Очнись уже, неженка! – над моим ухом глумливо рассмеялись.
Желание умереть становилось нестерпимее.
Открыв один глаз, я понял, что лежу в своей ванной, на полу, а сверху на меня льется вода… Которая подозрительно воняет алкоголем!
Я резко сел, «не забыв» при этом стукнуться головой о раковину.
Он стоял надо мной и улыбался во весь рот, да так, что в равной степени хотелось и эту улыбку стереть с его лица, и…
- Нравится, да? – он поднес бутылку к своему улыбающемуся рту и сделал приличный глоток.
Голова шла кругом от недавнего обморока, перед глазами все плыло, а дышать из-за запаха коньяка, пропитавшего мою одежду было практически невозможно.
Все, чего сейчас хотелось – забраться в горячий душ, свернуться там калачиком и лежать, пытаясь отмыть не только мерзкую липкую кожу, но и оттереться от его «отпечатка».
Так себя, наверное, чувствуют те, кого изнасиловали. Сколько бы ты не пытался, вода не поможет избавиться от того ощущения, въевшегося в кожу, пропитавшего тебя насквозь. Ты часами просиживаешь под струями крутого кипятка, льющегося, кажется, на тебя с неба, до крови трешь свое замаранное тело и понимаешь, что чувство отвращения к самому себе будет твоим постоянным спутником.
Обжигающая жидкость вновь резким движением сильной руки плеснулась на мое лицо, выводя из оцепенения, но вот голову я поднять так и не решился – мне хватило и его прикосновения. До конца жизни помнить буду.
- Ах, ты все про это! Вечно забываю, какой ты особенный! И что тебя трогать нельзя! С какой стати!? Если я хочу тебя воспитывать – то буду! Совсем выродок от рук отбился. Ну, может, остановишь меня?! Ты бы хотел, верно? Но не можешь, – мужчина надо мной, которого я точно видел впервые в жизни, хрипло рассмеялся, вновь делая глоток из бутылки, а остатки мерзко пахнущей жидкости выливая мне на голову.
Так и не дождавшись ответа, он резко схватил меня за коротко и неровно постриженные волосы и дернул голову назад, пытаясь заставить меня посмотреть на него.
А вот и не угадал! Я не удостою тебя взглядом!
- Как же я тебя ненавижу! – он почти выплюнул мне в лицо эти слова, не то, надеясь, что я на них отреагирую, не то просто ставя меня перед фактом.
Поверь мне, я знаю, что ты ко мне испытываешь.Как сильно ты меня ненавидишь. Но это твое чувство ко мне не взаимно.
- Это из-за тебя… это все из-за тебя, если бы ты не появился на свет, то она была бы жива. Жива, понимаешь? Но её убили, и только ты, слышишь, выродок, только ты в этом виноват.НЕНАВИЖУ ТЕБЯ!
Я открываю глаза только ради того, что бы последний раз в жизни на тебя посмотреть. Ты меня презираешь? Чудно. Ненавидишь? Прекрасно. Мечтаешь, чтобы я исчез? Сегодня твоя самая сокровенная мечта исполниться…