Just Born This Way
Название: Живи для меня
Автор: Christian W.
Бета: как не было, так и нет =(((
Жанр: агнст
Предупреждение: смерть персонажа
Статус: в процессе
Размер: наверно все-таки миди
Дисклеймер: всё и вся принадлежит создателям сериала «Зачарованные»
От автора: Не знаю, каким получится фик, т.к. пишу впервые. Просьба высказать свое мнение и критику начинающему автору.
Глава 6Глава 6.
- Хорошо, я расскажу все, что знаю. Я начну сначала. Когда нам с тобой сказали, что Криса больше нет в живых, мне показалось, что мир рухнул. Понимаю, это звучит пафосно, но это так. Когда у тебя забирают еду, ты можешь еще прожить месяц или около того, без воды ты протянешь максимум неделю, когда тебе перекроют кислород, ты продержишься чуть больше минуты. Но когда мне сказали, что его больше нет, я умер. Сразу же. Не было не предсмертной агонии, и жизнь не проносилась у меня перед глазами. Не было ничего, даже боли, хотя я её ждал, и от этого даже становилось немного легче. Единственной мыслью было то, что тогда мне надо было находиться поближе к тому, что от него осталось в этом мире. Я четыре месяца просидел у него в комнате на полу, боясь поднять глаза и не увидеть его. Я просто боялся, что если поверю в то, что его больше нет, то просто сойду с ума. Но, знаешь, как ни странно, но мне помог ты. Помнишь, как ты пришел и начал меня трясти? Это сработало. Я понял, что нужно найти себе какую-нибудь работу и упиваться ею. И я её нашел. Единственное, что я могу сделать для моего младшего брата – это понять, что же произошло на самом деле. А еще найти и наказать виновного. Знаю, это больше напоминает месть, пусть так, мне было все равно. Лишь бы получилось занять чем-то голову. И я пошел на Небеса, чтобы узнать, как обстоят дела с расследованием. Поговорил с Гидеоном, он, кстати, дал очень дельный совет, достал папку из архивов с документами, касающиеся расследования. Вот только прочитать её, как не старался, я не смог. И я отдал всё Стиву. Ну, помнишь Стива Варсона, он уехал несколько лет назад на Аляску, мы еще учились вместе какое-то время? Так вот, он просмотрел материалы и …. Черт, не знаю, как тебе это сказать…. Ладно, в общем, весь отсчет очень запутан, некоторые документы вообще отсутствуют, но из них понятно одно – тело нашли, в очень короткие сроки исследовали и… сожгли.
Лео, внимательно слушавший сына, такого поворота точно не ожидал. Ему это не сказали! Ему не сообщили о том, что его сына предали Огню! Ему, отцу, пережившему страшнейшую потерю в жизни, не удосужились даже показать тело его ребенка! Как такое возможно! Какие могли быть на то причины? Почему Захарию, Хранителя, убившего четырех Старейшин ради их Силы, просто после Суда передали его родным, и они его похоронили. ПОЧЕМУ!? Что такого было в нем, что с ним обращались хуже, чем с Хозяином Всемирного Зла? Или не в нем?.. Может, они нашли что-то на месте преступления? Какие-то следы, указывающие на убийцу? Тогда кем должен быть это существо, если Старейшины предпочли закрыть дело, лишь бы не связываться с виноватым в его смерти? А может все не так. Может они действительно ничего не смогли понять и объяснить и, за неимением необходимой информации, просто «закрыли дело», так сказать. Перестали искать. Ох, Лео, когда же ты научишься относиться к своим бывшим коллегам так, как они этого заслуживают? Когда научишь не находить оправданья тому, что они делают? Последнее время происходило много того, что Небесные служители просто не имели право делать. Вспомнить хотя бы закрытие Школы Магии и запрет на обучение молодых магов. Да много чего было такого в последние десять лет, чего быть ни в коем случае не должно. Пора бы уже научиться спокойно реагировать на нелестные отзывы о них. Правильно говорила Пейдж – они делают все, чтобы сохранить власть над этим миром, чтобы возможность принимать судьбоносные решения для всего Светлого населения оставалось за ними. Они просто боятся ослабить хватку над всем Светом, до потери пульса трясутся над так называемым Всеобщим Благом, которое в последние десятилетия превращается во Всемирное Зло. Медленно, но верно. К концу этого столетия, если власть над светом так и останется за Старейшинами, то демонам из Преисподней можно будет смело переселяться на Небеса и творить там свои деяния, которые по сравнению со Старейшинскими действиями, будут считаться добрыми. Можно будет смело, не задумываясь, менять местами Преисподнюю с Небесным Чертогом, а детям рассказывать про «демонов, спасающих этот мир от ужасающих Старейшин». Мда, перспективка так себе.
- Запутан отчет, говоришь? Не хватает документов? Странно. Раньше с этим было очень строго, не знаю, как теперь. Эта папка у тебя с собой? Дай-ка глянуть. Может, что интересное найду, - и он взял документы из рук притихшего сына.
Папка оказалась весьма помята. «Не оригинал», подумалось Лео, «ладно, и такая сойдет. Что тут у нас…. Так, фотографию тела при его обнаружении на месте преступления лучше не смотреть, а сразу перейти к документам. Так, вот детали сканирования… ничего точного… «молодой парень, двадцать три года», это мы знаем… «смерть наступила от ранения заряженным атами в грудь», это тоже… «на теле не обнаружено больше никаких следов», понятное дело… «мощный магический импульс, пропущенный через тело, не навредил центральной нервной системе, зато оказался несовместимым с Силами исследуемого объекта», нука-нука, это уже интересно… «многочисленные ожоги и повреждения остаточной ауры не позволяют провести более точный анализ энергетического состояния», какие еще ожоги и повреждения?… «обнаружения в крови множества свойств, не присущих данному организму», чего-чего?... «… коими могут быть зелья или заклинания, предназначенных для поддержания жизнедеятельности исследуемого организма», уф, голова кругом… «… и употребляемых в опасных количествах», мне уже дурно… «серьезное физическое истощение, которое, возможно, и стало причиной употребление стимуляторов для проведения некоторых энергозатрачиваемых манипуляций с биополем объекта исследования», все, я больше не могу это читать… «и в заключении стоит добавить, что, если б тело и разум были более сильными и устойчивыми, летального исхода можно было бы избежать», и что это может значить? Ладно, потом разберемся.
Так, один документ, самый длинный, закончен. Нет, наверно, все-таки стоило сначала посмотреть на фотографию, после неё уже ничего бы не было страшно, а так…. Ладно, следом просмотрю детали сканирования, проводимого на месте преступления…. «Я, такой-то Старейшина, такого-то ранга и статуса…», воспевание дифирамбов неизвестному Старейшине до конца страницы… как же они себя любят… это не то… и это… ага, вот то, что нужно… «на месте не обнаружено никаких следов взлома щита, поставленного на здание, в котором и найдено тело молодого человека двадцати трех лет», опять тоже самое… «с ранением…», да понятно куда, скажите уже самое главное, вот расписали… «в здании не оказалось никого из родственников», а то и понятно… «также не найдено орудие убийства», естественно, какой идиот оставит такой сильный атами… «… и следов какого либо пребывания убийцы в том помещении», замел следы?.. Мда, наверно, уже ничего не прольет свет на эту тайну за семью печатями….»
- Пап, это еще не все. Ты ведь знаешь, что может произойти с потомственным эмпатом, умершим насильственной смертью и преданный Огню?
О да, Лео знал. И больше всего на свете этого боялся. Душа человека при такой жестокой смерти могла не попасть в Рай, душа мага долго искала путь в это самое «спокойное местечко для ожидания последующей рейнкарнации », а вот эмпат, впитавший в себя всю злобу и жестокость своей смерти мог озлобиться. И нее только озлобиться, но и начать мстить тем, кто остался на этом Свете. И не всегда праведный гнев духа был направлен на виноватого в его смерти. Он мог мстить своим же родственникам, если таковые имеются. Прецеденты, к слову, были. И остановить таких вот призраков мирными путями не удавалось. Только один выход – поимка злобного духа и его последующее развоплощение без каких либо возможностей к перерождению.
Господи, да неужели это и произошло? Его добрый и ласковый мальчик стал злым после своей смерти? Он будет им мстить? В это верится с большим трудом, но против фактов же не пойдешь. Что же теперь им делать? Ловить ту небольшую частичку его малыша и затем уничтожать? Да ни за что он это не сделает и другим не позволит.
- И что мы будем делать? – Уайет озвучил вопрос, который бился в голове у Лео.
- Боюсь, что в этой ситуации мы не можем решать за других. Если б дело касалось какого-нибудь невинного можно было бы утаить, а так…. Это неправильно. Пайпер… она имеет право знать. Да и все остальные тоже. Собирай сестер, будем все вместе думать.
Уайет кивнул и вышел.
«Ну вот, началось», подумал Лео и тоже пошел вниз.
******
Гидеона все его коллеги считали очень умным и рациональным Старейшиной. И они были правы. На редкость хитрый и расчетливый, он быстро сделал себе блестящую карьеру, за каких-то двадцать лет из начинающего Хранителя в Старейшину, пусть и не входящего в Круг Совета. Таких, как он, можно было по пальцам пересчитать. Он мог умело прятать гордыню за маской мудрости, жестокость – за заботой о всеобщем благе, хитрость – за простодушие. Из него вышел прекрасный актер при жизни и замечательный Небесный служитель после смерти. О да, этот человек входил в ту категорию людей, который несмотря ни на что идут вперед. Даже если для этого было необходимо перешагнуть через мертвые тела. И он это делал. В начале своего тернистого пути ему это не нравилось, но он утешал себя мыслью, что ради Всеобщего Блага можно и пренебречь некоторыми душевными качествами. И вскоре ему начало это нравиться. Обводить вокруг пальца наивных Старейшин, творить все, что ему вздумается, зная, что его НИКОГДА не поймают. Как это сладко. При его статусе можно было позволить себе гораздо более дерзкие планы, чем раньше, при этом отвести от себя подозрения на того, кто, по его мнению, действительно заслуживает наказания. Взять ту же самую Захарию, осужденную за убийство Старейшин. Они просто оказались не в том месте и не в то время, а то что все подумали на неё – так это же прекрасно! Рано или поздно, но она бы сошла со Светлой дорожки во Тьму, так он просто ускорил неизбежное. Избавил мир от такой особы, которая способна предать идею Света в ближайшем будущем. Иногда даже становилось обидно: некому было рассказать о том, что на самом деле он делает для Всеобщего Блага, никто так и не узнал о его изумительном таланте разруливать сложнейшие ситуации. Просто он полагал, что не стоит содержать провинившихся в заключении, гораздо проще от них незаметно избавиться, убив тем самым двух зайцев: освободив место для новых осужденных и избавив Свет от таких персон, которые ставят под удар весь авторитет Старейшин. Поговаривают, что они сами не могут справиться с преступниками среди своих. Чушь! Они превосходно справляются с предателями, которых, почему-то от столетия к столетию становится все больше. Может, ужесточить меры? Да, пожалуй, ему стоит переговорить с Вильгельмом – он тут главный по расследованиям.
И, кстати, надо не забыть проверить, как идут дела у Уайета Холливела. Хотя, вряд ли, хорошо. Он поверил в то, что Гидеон хочет помочь, следовательно, сейчас активно ищет атами. Чудненько. Пообщаться с ним, дать парочку «дельных» советов и на ближайшие несколько недель он не будет никого волновать. А за это время можно подбросить некоторые документы в папку о расследовании смерти Кристофера. Рано или поздно, но он догадается залезть в архивы, если еще этого не сделал.
Да, еще стоит поразмыслить над тем, что делать с Барбасом. Он основательно насел, требуя компенсации за то, что свел Старейшину с Чистильщиками. Да, ребята потрудились на славу, «вынимая» из памяти всего зачарованного семейства все, что касается Кристофера тогда, почти двадцать пять лет назад. Сестры могут просто не понять, что им стерли память или к кому надо обращаться с подобными проблемами. С демоном так и так придется разбираться. Может, снова натравить на него Зачарованных? Мол, так и так, совсем распоясался, доводит бедных людей до самоубийства, сделайте что-нибудь, они поверят и если не уничтожат его совсем, то хотя бы выведут из строя на некоторое время. А когда он снова наберется сил и выползет из своей норы, в которой он зализывал раны, можно будет найти способ избавиться от него на совсем. Такого сильного демона не стоит оставлять, тем более, что ему кое-что известно, хоть он и утверждает, что ничего не скажет, он свидетель, от которого надо избавляться. Никому нельзя доверять! Вспомнить того же Зигмунда, который чуть не рассказал сестрам, кто на самом деле охотился за малышом Уайетом тогда. И как же все-таки удачно все сложилось, хоть и выполнить свой план Старейшине не удалось, он избавился от этого Хранителя, спутавшего ему все карты. Причем не он только жестоко убил его, он еще и позволил ему находиться в этом мире, пусть и не в виде безобидного призрака, но все же понаблюдать за своими родственниками и за тем, как они вполне счастливо жили и живут и без него, Крис сейчас способен. А это разозлит кого угодно. Что ж, в очень скором времени Зачарованным будет просто не до того, чтобы искать какого-то там убийцу, которого никто так и не смог найти. Как же все удачно сложилось!
Глава 7Глава 7.
Им предстоял тяжелый разговор. Лео понял это сразу же, как спустился в гостиную, где уже почти все собрались. Не хватало только Пайпер, но, судя по звону стаканов, она была на кухне. А, вот и она. Все в сборе. Чем быстрее начнем, тем быстрее закончим.
- Я знаю, что разговаривать на эту тему, но сейчас такая необходимость созрела, и… Фиби, что с тобой? – средняя из сестер, зажмурившись, с усилием терла виски, хотя минуту назад все было нормально.
- Эээ, нет ничего. Все нормально, можешь продолжать, - она открыла глаза и опустила руки на подлокотники кресла, но выглядела, тем не менее, более уставшей.
- Хорошо. Как я сказал, тема для всех неприятна для обсуждения, но все-таки… - набрав в грудь побольше воздуха, мужчина продолжил, - это насчет смерти Криса.
Оглушительная тишина, в которой отчетливо слышно, как сосед напротив, с чертыханьем, пытается завести газонокосилку.
Лео обвел взглядом всех, но не нашел в их лицах ничего, кроме удивления вперемешку… с облегчением? Тем не менее, он продолжил:
- Я все понимаю, но я не стал бы и начинать разговор, если б мы не находились в опасности. Мы с Уайетом раздобыли кое-какую информацию, и в ней говориться, что, возможно, после своей смерти Крис стал духом и это значит….
Договорить ему не дали. Ступор у женщин прошел, и им немедленно потребовалось узнать все и сразу. Мда, теперь то Лео понимал, что у Зачарованных не было не малейшего желания НЕ разговаривать на столь болезненную тему. Он устало переглянулся с сыном, который тихонько сидел на диване рядом с Пейдж, которая отчаянно твердила Пайпер:
- … мы же пытались, сама знаешь. Тем более Лео только что сказал, что он ВОЗМОЖНО стал духом…
- А я тебе говорю, что я прекрасно знаю, что я чувствовала, и…
- …а я думаю, что стоит попробовать ещё раз, вдруг получиться…
- Ага, до этого десять раз не получалось, а сегодня получиться…
- Ну а вдруг, ведь…
Лео заметил, как Уайет тихонько вылез из дивана, обошел спорящих сестер и вышел на улицу. На взгляд мужчины, с женщинами стоит разобраться потом, а вот с сыном поговорить стоит сейчас. И тоже вышел на крыльцо.
Вечерний ветер трепал светлые волосы сидящего на ступеньке сына. Лео присел рядом, и они молча несколько минут наблюдали за только начавшимися загораться звездами. Потом Уайет тихо сказал:
- Знаешь, а ведь я был ему не рад. В тот момент, когда мне его впервые показали, мне очень сильно не понравилось, что у нас появился еще кто-то, кому будут уделять внимание. Сейчас это кажется таким смешным, таким пустяшным. А в тот момент это вызывало такую обиду, - парень невесело улыбнулся краешком губ. – Столько времени прошло, а я до сих пор помню, как на него впервые посмотрел. Такой крошечный, умные зеленые-зеленые глазята. И ма-а-аленькие пальчики. Именно тогда я понял, что влюбился в него, - Уайет еще раз улыбнулся, глядя на звезды.
Да, Лео тоже помнил, каким был его младший сын, когда ему в роддоме осторожно дали его подержать. Медсестра еще сказала, что его еле-еле удалось спасти – уж больно тяжелыми были роды у Пайпер. В этот момент в памяти у Лео что-то шевельнулось, словно какое-то воспоминание, которое никак не удается вспомнить поподробнее, что-то такое неприятное, в голове всплыла дикая обреченность, боль, разрывающая душу и …
...Ярко-голубая молния ударяет стол, который разлетается в щепки, та же участь постигает и лампу…
…Все мысли крутятся по одному и тому же маршруту, они замкнуты, но вокруг чего, лучше не думать...
…Через твое тело словно пропускают электрический ток в тысячу вольт, который ударяет в голову, а затем «вырывается» из рук огромной голубой молнией…
… Кто-то хватает за руки и разворачивает к себе, не давая выпустить «на волю» еще один мощный заряд. У этого человека рыжие волосы, добрые карие глаза и приятный голос, который звенит то напряжения, пытаясь ему что-то втолковать…
Мужчина встряхнул головой, избавляясь от тяжелых воспоминаний, которых он не помнит. Не помнил. Странно, даже для него – знать то, чего не знаешь. Он снова прислушался к себе, но неприятное чувство прошло, словно не было. Или словно его и не должно было быть. Пришло, нагло влезло в память, добавило немного лишнего, своего, а затем незаметно ушло. Может права была Фиби в том, что на них кто-то влияет. У нее тоже было нечто подобное. Надо будет разузнать об этом побольше.
В доме притихли.
Уайет переглянулся с отцом, и они оба быстренько встали. Это не к добру. Они вошли в гостиную практически одновременно, и нос к носу столкнулись с поздним гостем. Гидеон.
- Привет, что ты здесь делаешь? Что-то случилось?
- Нет, все хорошо. Просто зашел узнать, как вы тут, - спокойный голос мужчины был полон сочувствия и понимания.
- Мы нормально, - немного резковато ответила Пайпер, оглядывая мужчину с легким презрением. – Вы, Старейшина Гидеон, весьма кстати сюда пришли, - но мужчина предпочел не заметить, с каким отвращением старшая из сестер произнесла его имя, его взгляд по-прежнему остался заботливым, а лицо спокойным.
- Я всегда готов вашей семье.
- Пайпер, что вы задумали, - Лео кольнуло беспокойство. Наверно, все-таки не стоило их оставлять одних.
- Мы идем вызывать духа, - произнесла Пейдж, а Фиби уверенно кивнула. Однозначно, не стоило, раз они додумались до такого, да еще и Старейшину хотят зачем-то взять с собой.
- Мам, может не стоит, ты же сама сказала, что вы уже пытались с ним поговорить, и вам не разрешили, так стоит ли сейчас опять трепать себе нервы, - по лицу Уайета невозможно было понять, что он чувствует, но Лео почему-то показалось, что его сын чего-то боится.
Но женщины были неумолимы. Их так и не удалось разубедить, и им ничего не оставалось делать, как смириться. На чердак пошли все вместе, вшестером: сестры, Лео, Уайет и Гидеон, который тоже зачем-то был нужен.
Когда свечи были готовы и выстроены в ряд, Пайпер дрожащим от напряжения (или волнения? страха?) голосом произнесла:
- Услышь меня,
Дай мне ответ,
Дух с того света
Для тебя преград нет.
Внутри круга заискрились знакомые серебристые огоньки, складывающиеся в высокую худую фигуру. Несколько секунд буквально пропитанного нервозностью ожидания, и к ним из круга выходит призванный дух.
******
Ему очень много пришлось повидать за всю свою, пусть и короткую, жизнь. Не многие верили в него, еще меньше народу доверяло, желающих сблизиться с ним было еще меньше. Конечно, можно сказать, что на него это не повлияло, что ему было все равно, но кто в это поверит? Любая оплошность, любой упрек оставляет в нашей памяти след, будь мы хоть трижды большими пофигистами. Вообще, такая черта характера, как равнодушие к чужому мнению, всегда только показная. Мы можем сколько угодно от этого открещиваться, но это так. Мы выслушаем все, что нам хотят сказать, иногда спокойно, иногда матерясь и махая на собеседника руками, запомним и проанализируем. Несмотря ни на какие слова, сказанные нами, мы все равно думаем о сказанной критике. Самокопание. Слова и взгляды в наш адрес множатся, скапливаются, и обрабатываются. Не важно, когда это происходит: ночью, когда потолок прочерчивают полные темного романтизма тени веток яблони за окном или окруженные сотней людей посреди шумной толпы в час пик, мы сами или наше склонное к постоянному анализу сознание начнет воспроизводить в памяти все «моменты истины». С этим ничего нельзя поделать, от этого никуда не скрыться: мы начинаем думать. И вот здесь мы начинаем друг от друга отличаться. Одни будут думать, что все несправедливо, что окружающие не видят в нас достоинства, а видят только недостатки и с, как нам кажется, удовольствием на них указывают. И тогда мы с радостью следуем их примеру. В запальчивости можем сказать и сделать такое, о чем в нормальном состоянии даже думать не хотелось. И все исключительно для того чтобы доказать самим себе, что все что говорят про нас – чистейшая ложь. И у кого-то это даже получается. Некоторым удается повысить свою самооценку таким методом.
Но бывают и другие. Таким нельзя говорить, что у них что-то получается не так, что они глупые и - Боже упаси! – отличаются от большинства людей. Но к кому и сколько раз общество проявляло подобную лояльность? Правильно, ни разу и не к кому. Некоторые промолчат на наши немного неправильные или странное мысли и суждения, но таких понимающих и скромных людей в нынешнем мире пугающе мало. Многие, очень многие, не опасаясь за нашу хрупкую душевную организацию, говорят то, что думают. Нет, людей, хамящих направо и налево, мало. Гораздо чаще ты разговариваешь с человеком, который «тонкими» и не совсем намеками осторожно высказывается о наших недостатках. Высказались и поспешили унести ноги, наблюдая со стороны за реакцией на свои слова. И мы всегда оправдываем их ожидания. Самокопание. Самокритика. Опять. Нам и в голову не придет, что то, что нам говорят и в половине случаев оказывается лишь преувеличением крошечных отклонений. Мы даже не думаем, что неправильно поняли прозрачные намеки собеседника. Нет. Если кто-то что-то сказал, значит это - правда. Со стороны видней, не правда ли? И начинается. С начала тихое, немного осторожное, раздумье над «проблемой», затем выискивание подтверждений в нашей памяти. И ведь мы всегда их находим, пусть этой самой «проблемы» у нас и в помине нет. Следующим шагом становиться доведение до белого каления родных и близких душевными переживаниями и открытиями пока они, рыча сквозь зубы проклятья, не согласятся с нами. После этого мы разворачиваем бурную деятельность по устранения «недостатка» и вполне счастливо живем дальше до очередного «задушевного разговора» с кем-нибудь из знакомых. И снова все повторяется.
Думаете, это все? Не-е-е-ет! Есть еще одна категория людей. Самая запущенная, так сказать. Это когда уровень ответственности и нормальности достигает такой немыслимой высоты, когда нам даже самого захудалого, тощего-претощего, намека не надо. Мы сами в этих случаях находим «глобальные» недостатки в себе, вот только устранять не всегда спешим. А зачем? Ведь можно просто сесть на пол в самый темный угол, какой только сможем найти, и предаваться унынию и размышлениям о том, что все в этом мире правильно, кроме нас, что мы самые-самые плохие люди на этой Земле и, наконец, думать о том, что мы ничего, ну то есть СОВСЕМ НИЧЕГО и НИКОГДА не сможем сделать правильно. Да, вы бы, возможно сказали, что это все приобретенное, что нужно очень постараться, чтобы найти такую личность, довести до «нужной кондиции» и вот, пожалуйста, перед вами третий тип критичности личности. Но это не правда. Человек должен родиться таким. Нет, он не начинает с рождения видеть жизнь в абсолютно черных красках, просто, со временем, при совсем небольшом вмешательстве со стороны, мы достигаем высшей степени самокритики.
Вот именно к последней категории людей он и принадлежал. Естественно, никто не говорил ему, что у него все настолько плохо, что можно только застрелиться. Совсем наоборот. Многочисленные родственники всячески оберегали его от плохой критики плохих людей, окружали заботой и теплом, но это все равно не помогло. Одно событие, и все пошло наперекосяк: мир рухнул во мрак, почти вся семья была стерта с лица Земли, друзья больше не доверяли и все. Этого хватило. Долгое, очень долгое время он держался, завоевывал новые высоты днем, но все глубже погружался в себя ночью, пытаясь понять причину всех неудач и, конечно же их находил (кто бы сомневался) в себе. Все дружно и в один голос говорили, что это не так, но было проще на полном ходу остановить нагруженный товарный поезд, чем его мысли. Теперь, отныне и навек, именно он был во всем виноват. Жизнь его кардинально менялась из года в год, а отравляющие ум и разум мысли вытравить из головы не получалось.
И все бы ничего, вот только в последние годы его жизни предаваться изощренной самопытке совсем не удавалось, то сейчас, после своей смерти, времени на то, что бы обо всем подумать стало больше. Всего-то 24 часа 7 дней в неделю. Подумаешь, какая мелочь! Вот только всем этим приступам самораскаяния он бы предпочел тихой безмятежной вечности в компании других, ничего не помнящих, духах. Но нет. Этого, как ему сказали, никогда не будет. Ну и ладно. И не больно надо было. Вот только жить после смерти ему совсем не хотелось. Ему малодушно хотелось исчезнуть, раствориться из всех реальностей и времен. Хотелось, к слову, все чаще и чаще. Уйти навсегда. НАВСЕГДА. Сладкое слово, не находите? Не такое вкусное, как месть, но пока сойдет.
Глава 8Глава 8.
- Гремс? Боже, что ты тут делаешь? Мы звали не тебя, - судя по всему, скоро у Пайпер будет нервный срыв, так эмоционально она разговаривала. Её буквально всю трясло, но Лео, наблюдавший за женой, не мог её не понять. Он, как и все другие, надеялся увидеть другого человека. Но их надежде, как обычно в последнее время, не суждено было сбыться.
- Я тоже рада тебя видеть, дорогая, - голос женщины был немного ворчливый, но было видно, что она рада встречи с ними. До тех пор, пока она не увидела Гидеона. Её глаза опасливо сощурились, и она достаточно долго разглядывала мужчину. Но, кроме Лео, стоявшего рядом с бывшим коллегой, этого никто не заметил. Сестры опять возобновили спор, а Уайет, с облегченным вздохом, отвернулся к окну и разглядывал звёзды, как делал это минут десять назад на крыльце.
В голове у Лео как-то странно опять потекли мысли. Было такое ощущение, словно их кто-то ему впихивает в голову, потому что то, что творилось сейчас в его голове, точно никогда до этого не было, он бы помнил….
…Найти, найти, срочно найти этого ублюдка, пока не стало слишком поздно, пока есть шанс, что все останутся живы и в твердом рассудке, особенно мой мальчик…
…Мысли разрываются от обилия информации, которую ему было просто необходимо держать в голове: продумать, где искать мерзавца, заскочить домой и узнать как дела у Пейдж, навестить в больнице Пайпер, которая рожает. Хотя к ней все равно не пустят – Фиби же не пускают, но все мысли затмевала тревога, которая подстёгивала мужчину действовать быстрее…
…Темные коридоры, крики предсмертной агонии умирающих и торжествующий рокот убивающих, повороты, ведущие в точно такие же пещеры, из которых ты идешь; стены с пятнами обгорелого камня и устрашающе огромными бурыми потёками, и, кажется, будто еще чуть-чуть, и кровь начнет рекой течь по узким коридорам, топя всех в этом ужасе…
…Искать еще, быстрее, пока еще можно все исправить. Он обязательно все сделает, чтобы выполнить обещание, чтобы доказать, что он может измениться и, несмотря ни на что, не станет тем чудовищем, каким уже когда-то для кого-то стал…
Мысли и чувства менялись, но не так быстро, как перед домом совсем недавно. Почему на него опять накатили чьи-то эмоции. Эмоции!? Лео быстро нашел глазами эмпата Фиби, но та стояла рядом с сестрами и спорила, но на этот раз с Гремс. Со временем Лео научился определять моменты, когда Фиби либо сканировала эмоции, либо, наоборот, их выплескивала на окружающих. Но сейчас она была здесь не при чем.
Тревога продолжала биться в его голове. Вот только чувство это было навязанным. Да, конечно, он волновался, но не настолько сильно, чтобы это чувство переросло в такой неконтролируемый приступ паники. Только вот он не понимал, почему мысли такие яркие, «сильные», что ли. Судя по его воспоминаниям, Пейдж в момент рождения Криса была дома, с Уайетом, в безопасности, Фиби с Пайпер, которая готовится родить ему второго сына. Все в порядке. Вот только была какая-то мысль, не способствующая его успокоению. Поймать бы её еще. Крутится, вертится в голове, мешая сосредоточиться на имеющихся ощущениях. Но, судя по всему, кем бы ни был этот человек, так странно играющий с его сознанием, он решил ограничиться только этими непонятными картинами. Никакой конкретики.
Встряхнув головой и мимолетно подумав о том, что в последнее время выкидывать из головы ненужные, «чужие», мысли входит у него в привычку, Лео попытался поймать суть разгоревшегося спора. И сразу же её уловил.
- … но это же не займет много времени, пожалуйста, - Лео подошел ближе к жене, у которой уже наметился нервный срыв, еще пару минут и начнется полновесная истерика.
- Пайпер, я все понимаю. Но и ты нас пойми: правила есть правила. Вы не имеете право встречаться. Так что вам лучше…
- К ЧЕРТУ ПРАВИЛА! – рыдая, выкрикнула Пайпер, и, не замечая, как по лицу катятся слезы, в бешенстве приблизилась к Гремс, намериваясь во что бы то ни встало выпросить, вытребовать или вытрясти, в конце концов, разрешение хотя бы посмотреть на сына, которого она видела в последний раз очень давно. К старшей сестре подошла Фиби и обняла её, позволяя уткнуться себе в плечо и дать волю рыданиям.
- Но ведь прошло больше двадцати лет, по правилам… - вмешалась Пейдж, но ей не дали договорить.
- В данной ситуации правила совсем другие. Ему нельзя с вами встречаться, и этот запрет не для того, что бы еще раз потрепать вам нервы. Это для того, чтобы обезопасить вас. Нет-нет, он ни в коем случае не собирается на вас нападать, - быстро добавила она, заметив яростный взгляд Пайпер. - Все очень сложно, но, поверьте, так будет лучше для вас, и для нас, - женщина приблизилась к Пайпер и тихо продолжила, положив руки ей на плечи, - помнишь, что я сказала тебе, когда ты обратилась ко мне с подобной просьбой увидеть Прю после её смерти?
- Ты сказала, что еще не время, что ей очень сложно ко всему привыкнуть и пока нам лучше не разговаривать на столь болезненную тему, - всхлипывая, сказала Пайпер.
- Правильно, сейчас та же ситуация. Прошу, не злись на меня, а попытайся понять.
- Скажи, только честно, мы вообще когда-нибудь увидимся, - в глазах Пайпер горела огромная надежда, и Гремс, вынужденная сказать жестокую правду, чувствовала себя не в своей тарелке.
- Нет, Пайпер, прости. Вам никогда не разрешат увидеться.
Из-за душераздирающего крика старшей из сестер никто не услышал, как скрипнул стул в углу комнаты.
Никто, кроме позабытого Старейшины.
******
Ха-ха-ха!!!
Им никогда не разрешат увидится! Гидеон чувствовал себя самым счастливым человеком на Земле. У него все получилось! Они это заслужили. Определенно. Столько лет мотать нервы Совету, пренебрегать правилами, делать все, что заблагорассудится. Да, они не знали, что все плохое, сделанное человеком, возвращается втройне. И вернулось! Теперь в этой семейке сумасбродных стало на одного меньше!
Вот только его слегка напрягло присутствие виновника столь грандиозного спора, но затем он успокоился. В этот мир попасть он не сможет, он находится в Междумирье, в своем маленьком аду, из которого наблюдает за своей семьей, а сделать ничего не может. НИЧЕГОШЕНЬКИ! И теперь он обречен наблюдать за тем, как из года в год о нем забывают, его брат, ради которого он умер, обзаводится семьей и счастливо живет вместо него, хотя должен был умереть.
Еще весьма странно повел себя Уайет. Когда ничего не получилось, с таким облегчением отвернулся, словно у него гора с плеч свалилась. Судя по всему, парня здорово напрягала возможная встреча с братом. А он оказался не промах, и предполагал, чем это закончится: обвинением в том, что брат умер из-за него, недовольство семьи и т.д. Что ж, парень был рад избавиться от надоедливого младшенького, которого все всё равно любили больше, чем него. Как он сказал на крыльце? «…я был ему не рад… мне очень сильно не понравилось, что у нас появился еще кто-то, кому будут уделять внимание». Гордись, Лео, ты вырастил «прекрасных» сыновей: один люто ненавидит и ревнует брата к своей семье, другой с манией величия и баснословной гордыней, возомнил себя спасителем мира. Мальчишка!
И, да, кстати, а почему Гремс не казала им, что на самом деле произошло с и дражайшим ребеночком? Ведь она все знает, не зря же смерила его таким взглядом на прощание. Нет, она почему-то предпочла умолчать о том, что даже в глаза не видела Кристофера, что никогда с ним не разговаривала. Может у них там, за Чертой, свои правила? Ааа, это не важно! Она ничего не сказала и не скажет. Значит можно не беспокоится и спокойненько праздновать очередную победу!
******
Для него до сих пор многое оставалось загадкой. Как умереть и при этом остаться собой он знал. Не зря же он все помнит. Хотя нет, не все. Некоторые слова, некоторые действия его теперь уже бывших родственников были непонятными. Они много говорили о нем в последнее время. Или не о нем? Некоторые их слова характеризовали именно его поступки, например, он помнил тот инцидент со взорвавшимся зельем в Школе, которую рассказывали на его поминках. Но вот кто-то упомянул о его ссоре с отцом и его последующее исчезновение. Но ведь этого не было! Все произошло по-другому. Отец сам его бросил вместе с матерью, предпочтя своих ненаглядных Старейшин. Это не он исчез, а вся его семья исчезла с лица Земли. Все было странным. Словно существовало два разных человека, и его семья по очереди их обсуждала. Сначала одного, потом второго.
Много лет он не понимал, как сложно на самом деле не иметь возможности просто поговорить с любимыми людьми. Кто-то как-то рассказывал ему про мужчину, который после смерти был вынужден долгие годы находится в Междумирье, наблюдая за любимой женщиной, которая даже не подозревала о его присутствии. И только теперь он его понял. Это не сложно, как кажется на первый взгляд. Это невыносимо! Да, в Прошлом было много трудностей, его все знали не как очень близкого родственника, а как постороннего человека. Ну и относились к нему соответственно: с подозрением и множеством претензий, постоянными вопросами, на которые им не следует знать ответа, критикой его действий и т.д. и т.п. Но было одно «но». Тогда о нем вообще ЗНАЛИ. Не то, что сейчас, когда о его присутствии даже не догадываются, иначе хотя бы попытались как-то связаться. Ну, мало ли способов поговорить с духом, но в связи с тем, что вызвать его даже самым мощным заклинанием невозможно, связь с родными бы обеспечила спиритическая доска, тем более, что она имелась в доме. Но нет, такие мысли им в головы не приходили. А, может, это и к лучшему. Что он им может сказать?
******
После взрыва эмоций на чердаке как-то все поутихло. Ушла Гремс, на прощанье обняв каждого, кроме, разумеется, Гидеона, на которого она злобно зыркнула, но это вполне объяснимо – из всех Старейшин, она любила только Лео, а остальных просто напросто презирала. Наверно, это у них семейная черта. Все рассосались по своим комнатам для того, чтобы прийти в себя, разложить по полочкам мысли и строить планы как насолить тем, кто придумывает столь идиотские правила. И Уайет не стал исключением, вот только к себе он ушел, чтобы понастальгировать, вспомнить все хорошее, связанное с любимым младшим братом, подумать о том, что теперь делать с той информацией, которую он узнал.
Там, на чердаке, он даже не ожидал, что все получится вот так. О том, что его не разрешат увидеть, он догадывался. Его поразили чувства, посетившие его. Он очень хотел видеть брата, но в то же время боялся. Это было бы очень сложно – вот так взять и отпустить его после всех этих поисков, открытий и истерик. Все-таки Гремс была в чем-то прав: они еще к этому не готовы. Уж слишком болели душевные раны, нанесённые потерей самого взбалмошного из них.
Уайет улыбнулся своим мыслям. Да, Крис всегда был таким: не в меру энергичным, этаким сорвиголовой, который ставил на уши практически всю округу своими выходками. Но в то же время он никогда не был агрессивным или высокомерным. Нет, безумная натура искателя приключений в нем сочеталась с нежным домашним мальчишкой, который с удовольствием возился со своими многочисленными маленькими братишками-сестренками, который и мухи не обидит. В школе все до сих пор его забыть не могут: одни учителя крестятся при звуках его имени и считают его самым неуравновешенным учеником за всю историю Школы, другие души в нем не чают и ставят в пример молодым магам как самого гениального ученика. Мда, бедные родители. Приходя в школу, у них складывалось впечатление, что у них есть братья-близнецы. Причем один из них, судя по рассказам учителей, умница и лапочка, другой никому покоя не дает своими выходками. Но нет, это был один и тот же уникальный человечек, причем не было понятно, почему при одних учителях он спокойный и тихий, а при других начинал вытворять ТАКОЕ, от чего люди, проработавшие много лет с юными магами хватались за голову.
Еще раз улыбнувшись своим мыслям, Уайет поднялся с кровати, на которой предавался ностальгии, и подошел к шкафу. Достав с самой верхней полки коробку из-под обуви, он снова сел на кровать. Он так долго просидел, не решаясь её открыть. Просто смел с неё пыль, мимолетно удивившись тому, что её так много. В последнее время он не доставал коробку, заставив себя воздержатся от сталь явного проявления мазохизма. А раньше, до того момента, как ему сказали, что теперь он единственный ребенок в семье, Уайет любил пересматривать содержимое коробки, которая сейчас для парня была бесценной. Подумав еще немного, он, зажмурившись, резко откинул картонную крышку и высыпал все предметы на застеленную пастель.
Глава 9Глава 9.
После нескольких секунд глубоких вдохов-выдохов, Уайет открыл глаза и посмотрел на высыпавшиеся вещи. Но это все равно оказалось сложно. Слишком много вызывали в нем эти незамысловатые предметы: желтая записная книжка, фотоальбом, две стопки писем, одна перевязана зеленой лентой, а другая синей, прямоугольное зеркало в белой рамочке и маленькая красная бархатная коробочка для украшений. Все. Вроде ничего стоящего на первый взгляд , хлам, но для человека, потерявшего часть себя, эти предметы содержали СТОЛЬКО всего, что аж голова кружилась от воспоминаний.
Вот, этот блокнот жизнерадостного цвета. Сразу вспоминается….
Вечер, холод, набережная, по которой они гуляли, и тут Крису приспичило прям невмоготу как зайти в магазин. По этому поводу они спорили минут пять у входа, но потом Крису все это надоело и он просто открыл дверь, и Уайету ничего не оставалось, как пойти следом. Не оставаться же, в самом деле, на промозглом ветру, дувшего с океана.
Звякнул звоночек, и они оказались в теплом помещении. Уайету сразу же подумалось, что, может это была не такая уж плохая идея, хоть немного отогреются. А то вон, у младшенького уже губы посинели, но в том, что замерз, мальчишка никогда не признается. Упрямец!
Это чудо обнаружилось у стеллажа с канцтоварами, что-то увлеченно искавшее на полке.
- Я думал мы купим что-нибудь погорячей, чтоб согреться, - Уайету пришлось повторить свой вопрос дважды, но ответа на него так и не получил. Крис лишь загадочно улыбнулся и, сверкнув глазами, продемонстрировал брату маленький блокнотик ярко-желтого цвета.
- Кри-и-ис, ну ты в своем репертуаре! Зачем тебе понадобился этот блокнот, тем более такого цвета, тем более самый дешевый. Он же расползется через неделю. Если уж тебе действительно нужна книжка, куда бы ты мог записывать бред своей гениальной головушки, так давай завтра съездим в канцелярский, выберем что-то, что проживет дольше, чем одну неделю.
Но тот лишь покачал головой и изрек с умным видом, заставив Уайета улыбнутся:
- Нет, дело не в том, сколько она стоит или какого она цвета, главное то, что в ней записано. Вот я заполню его и тебе отдам, чтоб ты помнил обо мне.
- Дурак ты! – Уайет дал брату шутливый подзатыльник. – Тебя разве забудешь? Пошли на кассу, нам еще домой ехать через весь город.
Мда, вроде ничего особенного, а душу греет. Все считали, что у них с Крисом были чудесные отношения, но, к великому сожаление Уайета, их общение всегда сводилось к необходимому минимуму. Уж больно они были разными. Да, у них бывали моменты, когда они понимали друг друга с полувзгляда, в основном во время очередной облавы на демонов, но это было всего лишь моменты. Правда жизни состоит в том, что Крис ему так и не научился ему доверять, сколько бы старший не прилагал усилий, сгладить свою вину перед маленьким братишкой у него не получалось. И уже не получится. Слишком много воды с тех пор утекло.
Открыть маленький блокнотик ему вмиг расхотелось, и он его положил обратно в коробку. Дальше на глаза попалось зеркальце, которое снова заставило парня улыбнуться. Крис никогда не считал себя чересчур уж красивым (хотя, по мнению подавляющего большинства его одноклассниц, он именно таким и был), но зеркало носил с собой постоянно. Наверно, у него выработался такой рефлекс после их неудачного заклинания, побочным эффектом которого оказались странные серые пятна на лице, свести которые можно было только другим заклинанием. Бедняжка Крис после него все неделю судорожно смотрелся в зеркало, ожидая нового прибытия «подарков судьбы».
Откладывая зеркало обратно в картонную коробку, он на мгновение в него глянул, и замер, как громом пораженный. На какую-то долю секунды его глаза стали того незабываемого, очень редкого, золотисто-зеленого оттенка. Сколько он потом в него не всматривался, вызвать вновь ту галлюцинацию (а галлюцинацию ли?) не получалось. Ради своего шаткого душевного равновесия он убедил себя, что это просто ему померещилось, и быстро убрал злополучный кусок зеркала обратно.
Потом началось самое сложное. Мазахисткое, так сказать. Письма, альбом или украшения? Парень, с минуту раздумывая, взял пачку, перевязанную зеленой лентой, и сжал в руках. Это невообразимо! Он еще не открыл их, а по щекам уже катятся слезы, которые так и не удалось сдержать.
Широкая атласная полоска насыщенного бутылочного цвета упала на пол к его ногам. Но поднимать её он не стал. Еще успеет. Вместо этого просмотрел плотные прямоугольники желтоватой бумаги, ища по датам то, которое самое раннее. Нашел, а остальные отложил. Открывать или нет? Стоит ли оно того? Душу раздирали сомнения. Бередить еще кровоточащие раны не хотелось, но вот до мельчайших подробностей вспомнить каллиграфический почерк, его манеру писать, замысловатые словесные обороты…. Снова улыбнувшись сквозь слезы, он аккуратно достал уже порядком замусоленный лист бумаги и развернул. Сначала вглядеться в ровные ряды слов не получалось – перед глазами все расплывалось. Пришлось с минуту хлопать глазами, чтобы лишняя влага упала на колени. Хотя он понимал, что это всего лишь отсрочка, но поделать ничего не мог. Проморгавшись, он начал читать.
Привет, Уайет.
Надеюсь, мое прошлое письмо ты не получил, потому, что уж слишком оно было сопливым. =) Будь ты рядом, то обязательно бы засыпал меня вопросами. Но я научился отвечать на них одной фразой – у меня все в порядке. Нет, ну честно, все лучше не бывает. Не так уж и тяжело на новом месте, как кажется на первый взгляд. Передай родителям и тетям, что я хочу извиниться перед ними. Не надо было говорить им то, что я сказал, но слово не воробей, как известно. Передашь? Знаю, что скорей всего нет.
Ладно, пишу исключительно потому, чтобы облегчить твои страданья (в том, что они имеются знаю по многолетнему опыту общения с тобой). УАЙЕТ, ТЫ НИ В ЧЕМ НЕ ВИНОВАТ! Не надо себя корить. Это все равно рано или поздно случилось бы, ты ж меня знаешь, я терпеть не могу, когда мне указывают, что делать.
Ну да ладно. Чмокни от меня Пенни, я очень скучаю по своей маленькой кузине! Ну, и по тебе, естественно, тоже! Не скучай там!
P.S. ох уж мне эта английская чопорность=)
Крис П.Х.
По щеке парня скатилась еще одна слеза, но на этот раз упала не на колени, а на письмо в его руках, прямо на подпись, в результате чего вместо «Крис П.Х.» теперь красуется чернильная клякса. Судорожно вздохнув, Уайет запоздало попытался вытереть слезу, но сделал только хуже. Подписи теперь не было совсем. Только мазок черных чернил.
Уайет опять улыбнулся, но на этот раз не своим воспоминаниям, а тому, что его память о брате точно также: сначала все воспоминания четкие, ясные, как будто это было вчера, затем жизнь возвращается на круги своя, появляются более значимые события, которые ты стараешься запомнить, но голова то не резиновая. Приходится жертвовать какими-то яркими моментами своей жизни, в итоге воспоминания расплываются, теряют свои временные границы, и, в конце концов, превращаются в мазок событий в памяти, череду картин, которую ты вспоминаешь все реже и реже….
Очень аккуратно Уайет свернул лист бумаги, засунул обратно в конверт, который отправился на пастель. И он опять погрузился в свои мысли. Всего несколько предложений знакомым ровным почерком, и ты еще долго ходишь сам не свой, опять начинают сниться не совсем понятные образы из детства, голоса, поступки. Просыпаешься на утро с четким ощущением déjà vu. Вот только на этот раз все навсегда. Если раньше еще можно было рассчитывать на его возвращение, встречу, телефонный разговор, в конце концов, то сейчас он ясно понял, что вот он, конец. И писем больше не будет. Ничего больше не будет.
Быстро подняв с пола ленту, он всунул только что прочитанное письмо в пачку и перетянул их лентой. Быстро вернув все в коробку, он закрыл её крышкой и засунул в шкаф, на самый верх. На сегодня его лимит мазохизма исчерпан. Надо поспать, а то завтра опять будет как варенный ходить и ничего не соображать.
******
Как тяжело дышать! Ты словно захлебываешься. Просто ты существуешь, но при этом тебе уже нет места на Земле, среди других. Нет, тебе есть место только В ЗЕМЛЕ, но тебя там никогда не будет. От тебя ничего не осталось, чтобы похоронить. Ничего, кроме тебя самого. Твоего разума, сознания, но это именно та часть человека, которую невозможно увидеть, пощупать, почувствовать. Тогда существуешь ли ты, если тебя никто не видит? Правильно, тебя нет.
Человек есть только тогда, когда о нем кто-то помнит, когда в его жизни были люди, любившие тебя. Они будут тебя оплакивать, будут о тебе скучать, дорожить твоими вещами. Вот только он не знал, были ли в его жизни такие люди. Способен ли кто-то после его смерти сказать: «Да, был такой человек, Кристофер Холливел, немного гениальный, чуть-чуть сумасшедший, но в, основном, очень приятный молодой человек. Вы слышали, умер в двадцать три года, эх, даже пожить не успел»? Он не знал ответа на этот вопрос. Со своими родственниками он прекрасно общался до того, как их стерли с лица Земли вместе с половиной города. О НЕМ некому вспоминать. Сейчас, в этом мире есть люди, потерявшие своего сына и племянника, но это был другой Кристофер Холливел. Может между ним и тем, «другим», Крисом и было что-то общее, но вот только вспоминали все равно другого, второго. Это как иметь брата-близнеца, вы похожи как две капли воды, у вас много общего, но родители думают только о твоем отражении, не вспоминая о том, что вас на самом деле двое, и этот самый второй тоже отчаянно нуждается во внимании и в том, чтобы его помнили.
Эх, вот бы вновь оказаться там. Вдохнуть полной грудью свежий, наполненный разнообразными запахами, воздух, оглянуться вокруг и понять, что тебя видят окружающие, тебя слышат и тебе улыбаются знакомые. Глупцы те, кто хочет отгородиться от всего мира, кто жаждет одиночества. Радость в жизни уже от того, что ты живешь. Да, у каждого были и есть в жизни свои проблемы, не без них, но сейчас он бы многое отдал, чтобы пережить какой-нибудь из самых сумасшедших дней в своей жизни, которых у него было немало. Ха, многое отдал! Для него сейчас это пустое выражение. Ему нечего отдавать. Так обычно говорят люди, которые могут отдать своё самое ценное сокровище – жизнь. У него это сокровище отобрали.
И это не самое страшное. После той, казалось бы, нескончаемой, предсмертной агонии, которую ему каким-то неведомым «везеньем» удалось запомнить, безумно хотелось покоя, пусть даже если он будет посмертным, но покой ему не снился, даже не мерещился. Мерещилось кое-что другое. Картины прошлого или настоящего, как сказать. Это словно смотреть какое-то странное кино: сначала картины у тебя в голове, затем они тут же оживают, становятся более реальными, и потом просто набрасываются, заставляют переживать все снова и снова. И тогда агония становится вечной, постоянной, изматывающей. Ты ничего не можешь сделать. Единственные минуты покоя ты можешь получить только в своем доме, где живёт твоя семья, они живут, а ты – нет. И в такие минуты ему кажется, что он променял бесконечное чувство боли и унижения, постоянно сжигающее его в Междумирье, на более изощренную пытку – наблюдение за жизнью любимых людей. Их вполне счастливой жизнью, надо сказать. В такие моменты его начинало пожирать другое, но от этого не менее мерзкое, чувство зависти. И тогда, когда терпеть это становилось выше его сил, он делал непоправимое – опускал свой природный щит, выплескивая все эмоции наружу, топя в этом самых любимых людей. И тогда, к чувству стыда примешивалось отвращение к самому себе, затем ненависть к своим жизненным способностям, которые после смерти стали его проклятьем.
Как-то кто-то, может быть это был его отец, сказал, что способности человека, доставшиеся ему с рождения в дар от его предков, остается с ним и после смерти, вроде как, с чем в этот мир пришел, с тем и уходи. Все бы хорошо, только дар этот становился наказанием, его карой, грузом, который давил все сильней и сильней, заставлял прогибаться, иногда даже ползать на коленях от стыда за то, что вымещал свое зло на других, нагружал своими проблемами, точней одной единственной проблемой – памятью.
Она бесконечна, безжалостна и не знает устали. Работает за двоих днем и премерзенько хихикает ночью, в благоговейной прохладе, заставляя глотать пусть сухой и противный, но такой желанный холодный воздух огромными ледяными глотками, обжигая все нутро льдом вперемешку с ненавистью. Заставляя снова и снова забиваться в угол, трясясь от отвращения и унижения до самого утра, затем вновь выплескивать наружу свою память днем, и захлебываться ночью. Опять и опять.
У многих здесь, в Междумирье, были свои палачи, персональные, так сказать, обеспечивающие «развлечения», чтоб не было скучно, все-таки целая вечность впереди. Но он даже после смерти оставался особенным. У него не было никого. Зачем? Он вам для себя палач.
Он и Время, убивающее его раз за разом. Но Время, как и он, вечно. И оно не умеет лечить, только бьет по самому дорогому.
Автор: Christian W.
Бета: как не было, так и нет =(((
Жанр: агнст
Предупреждение: смерть персонажа
Статус: в процессе
Размер: наверно все-таки миди
Дисклеймер: всё и вся принадлежит создателям сериала «Зачарованные»
От автора: Не знаю, каким получится фик, т.к. пишу впервые. Просьба высказать свое мнение и критику начинающему автору.
Глава 6Глава 6.
- Хорошо, я расскажу все, что знаю. Я начну сначала. Когда нам с тобой сказали, что Криса больше нет в живых, мне показалось, что мир рухнул. Понимаю, это звучит пафосно, но это так. Когда у тебя забирают еду, ты можешь еще прожить месяц или около того, без воды ты протянешь максимум неделю, когда тебе перекроют кислород, ты продержишься чуть больше минуты. Но когда мне сказали, что его больше нет, я умер. Сразу же. Не было не предсмертной агонии, и жизнь не проносилась у меня перед глазами. Не было ничего, даже боли, хотя я её ждал, и от этого даже становилось немного легче. Единственной мыслью было то, что тогда мне надо было находиться поближе к тому, что от него осталось в этом мире. Я четыре месяца просидел у него в комнате на полу, боясь поднять глаза и не увидеть его. Я просто боялся, что если поверю в то, что его больше нет, то просто сойду с ума. Но, знаешь, как ни странно, но мне помог ты. Помнишь, как ты пришел и начал меня трясти? Это сработало. Я понял, что нужно найти себе какую-нибудь работу и упиваться ею. И я её нашел. Единственное, что я могу сделать для моего младшего брата – это понять, что же произошло на самом деле. А еще найти и наказать виновного. Знаю, это больше напоминает месть, пусть так, мне было все равно. Лишь бы получилось занять чем-то голову. И я пошел на Небеса, чтобы узнать, как обстоят дела с расследованием. Поговорил с Гидеоном, он, кстати, дал очень дельный совет, достал папку из архивов с документами, касающиеся расследования. Вот только прочитать её, как не старался, я не смог. И я отдал всё Стиву. Ну, помнишь Стива Варсона, он уехал несколько лет назад на Аляску, мы еще учились вместе какое-то время? Так вот, он просмотрел материалы и …. Черт, не знаю, как тебе это сказать…. Ладно, в общем, весь отсчет очень запутан, некоторые документы вообще отсутствуют, но из них понятно одно – тело нашли, в очень короткие сроки исследовали и… сожгли.
Лео, внимательно слушавший сына, такого поворота точно не ожидал. Ему это не сказали! Ему не сообщили о том, что его сына предали Огню! Ему, отцу, пережившему страшнейшую потерю в жизни, не удосужились даже показать тело его ребенка! Как такое возможно! Какие могли быть на то причины? Почему Захарию, Хранителя, убившего четырех Старейшин ради их Силы, просто после Суда передали его родным, и они его похоронили. ПОЧЕМУ!? Что такого было в нем, что с ним обращались хуже, чем с Хозяином Всемирного Зла? Или не в нем?.. Может, они нашли что-то на месте преступления? Какие-то следы, указывающие на убийцу? Тогда кем должен быть это существо, если Старейшины предпочли закрыть дело, лишь бы не связываться с виноватым в его смерти? А может все не так. Может они действительно ничего не смогли понять и объяснить и, за неимением необходимой информации, просто «закрыли дело», так сказать. Перестали искать. Ох, Лео, когда же ты научишься относиться к своим бывшим коллегам так, как они этого заслуживают? Когда научишь не находить оправданья тому, что они делают? Последнее время происходило много того, что Небесные служители просто не имели право делать. Вспомнить хотя бы закрытие Школы Магии и запрет на обучение молодых магов. Да много чего было такого в последние десять лет, чего быть ни в коем случае не должно. Пора бы уже научиться спокойно реагировать на нелестные отзывы о них. Правильно говорила Пейдж – они делают все, чтобы сохранить власть над этим миром, чтобы возможность принимать судьбоносные решения для всего Светлого населения оставалось за ними. Они просто боятся ослабить хватку над всем Светом, до потери пульса трясутся над так называемым Всеобщим Благом, которое в последние десятилетия превращается во Всемирное Зло. Медленно, но верно. К концу этого столетия, если власть над светом так и останется за Старейшинами, то демонам из Преисподней можно будет смело переселяться на Небеса и творить там свои деяния, которые по сравнению со Старейшинскими действиями, будут считаться добрыми. Можно будет смело, не задумываясь, менять местами Преисподнюю с Небесным Чертогом, а детям рассказывать про «демонов, спасающих этот мир от ужасающих Старейшин». Мда, перспективка так себе.
- Запутан отчет, говоришь? Не хватает документов? Странно. Раньше с этим было очень строго, не знаю, как теперь. Эта папка у тебя с собой? Дай-ка глянуть. Может, что интересное найду, - и он взял документы из рук притихшего сына.
Папка оказалась весьма помята. «Не оригинал», подумалось Лео, «ладно, и такая сойдет. Что тут у нас…. Так, фотографию тела при его обнаружении на месте преступления лучше не смотреть, а сразу перейти к документам. Так, вот детали сканирования… ничего точного… «молодой парень, двадцать три года», это мы знаем… «смерть наступила от ранения заряженным атами в грудь», это тоже… «на теле не обнаружено больше никаких следов», понятное дело… «мощный магический импульс, пропущенный через тело, не навредил центральной нервной системе, зато оказался несовместимым с Силами исследуемого объекта», нука-нука, это уже интересно… «многочисленные ожоги и повреждения остаточной ауры не позволяют провести более точный анализ энергетического состояния», какие еще ожоги и повреждения?… «обнаружения в крови множества свойств, не присущих данному организму», чего-чего?... «… коими могут быть зелья или заклинания, предназначенных для поддержания жизнедеятельности исследуемого организма», уф, голова кругом… «… и употребляемых в опасных количествах», мне уже дурно… «серьезное физическое истощение, которое, возможно, и стало причиной употребление стимуляторов для проведения некоторых энергозатрачиваемых манипуляций с биополем объекта исследования», все, я больше не могу это читать… «и в заключении стоит добавить, что, если б тело и разум были более сильными и устойчивыми, летального исхода можно было бы избежать», и что это может значить? Ладно, потом разберемся.
Так, один документ, самый длинный, закончен. Нет, наверно, все-таки стоило сначала посмотреть на фотографию, после неё уже ничего бы не было страшно, а так…. Ладно, следом просмотрю детали сканирования, проводимого на месте преступления…. «Я, такой-то Старейшина, такого-то ранга и статуса…», воспевание дифирамбов неизвестному Старейшине до конца страницы… как же они себя любят… это не то… и это… ага, вот то, что нужно… «на месте не обнаружено никаких следов взлома щита, поставленного на здание, в котором и найдено тело молодого человека двадцати трех лет», опять тоже самое… «с ранением…», да понятно куда, скажите уже самое главное, вот расписали… «в здании не оказалось никого из родственников», а то и понятно… «также не найдено орудие убийства», естественно, какой идиот оставит такой сильный атами… «… и следов какого либо пребывания убийцы в том помещении», замел следы?.. Мда, наверно, уже ничего не прольет свет на эту тайну за семью печатями….»
- Пап, это еще не все. Ты ведь знаешь, что может произойти с потомственным эмпатом, умершим насильственной смертью и преданный Огню?
О да, Лео знал. И больше всего на свете этого боялся. Душа человека при такой жестокой смерти могла не попасть в Рай, душа мага долго искала путь в это самое «спокойное местечко для ожидания последующей рейнкарнации », а вот эмпат, впитавший в себя всю злобу и жестокость своей смерти мог озлобиться. И нее только озлобиться, но и начать мстить тем, кто остался на этом Свете. И не всегда праведный гнев духа был направлен на виноватого в его смерти. Он мог мстить своим же родственникам, если таковые имеются. Прецеденты, к слову, были. И остановить таких вот призраков мирными путями не удавалось. Только один выход – поимка злобного духа и его последующее развоплощение без каких либо возможностей к перерождению.
Господи, да неужели это и произошло? Его добрый и ласковый мальчик стал злым после своей смерти? Он будет им мстить? В это верится с большим трудом, но против фактов же не пойдешь. Что же теперь им делать? Ловить ту небольшую частичку его малыша и затем уничтожать? Да ни за что он это не сделает и другим не позволит.
- И что мы будем делать? – Уайет озвучил вопрос, который бился в голове у Лео.
- Боюсь, что в этой ситуации мы не можем решать за других. Если б дело касалось какого-нибудь невинного можно было бы утаить, а так…. Это неправильно. Пайпер… она имеет право знать. Да и все остальные тоже. Собирай сестер, будем все вместе думать.
Уайет кивнул и вышел.
«Ну вот, началось», подумал Лео и тоже пошел вниз.
******
Гидеона все его коллеги считали очень умным и рациональным Старейшиной. И они были правы. На редкость хитрый и расчетливый, он быстро сделал себе блестящую карьеру, за каких-то двадцать лет из начинающего Хранителя в Старейшину, пусть и не входящего в Круг Совета. Таких, как он, можно было по пальцам пересчитать. Он мог умело прятать гордыню за маской мудрости, жестокость – за заботой о всеобщем благе, хитрость – за простодушие. Из него вышел прекрасный актер при жизни и замечательный Небесный служитель после смерти. О да, этот человек входил в ту категорию людей, который несмотря ни на что идут вперед. Даже если для этого было необходимо перешагнуть через мертвые тела. И он это делал. В начале своего тернистого пути ему это не нравилось, но он утешал себя мыслью, что ради Всеобщего Блага можно и пренебречь некоторыми душевными качествами. И вскоре ему начало это нравиться. Обводить вокруг пальца наивных Старейшин, творить все, что ему вздумается, зная, что его НИКОГДА не поймают. Как это сладко. При его статусе можно было позволить себе гораздо более дерзкие планы, чем раньше, при этом отвести от себя подозрения на того, кто, по его мнению, действительно заслуживает наказания. Взять ту же самую Захарию, осужденную за убийство Старейшин. Они просто оказались не в том месте и не в то время, а то что все подумали на неё – так это же прекрасно! Рано или поздно, но она бы сошла со Светлой дорожки во Тьму, так он просто ускорил неизбежное. Избавил мир от такой особы, которая способна предать идею Света в ближайшем будущем. Иногда даже становилось обидно: некому было рассказать о том, что на самом деле он делает для Всеобщего Блага, никто так и не узнал о его изумительном таланте разруливать сложнейшие ситуации. Просто он полагал, что не стоит содержать провинившихся в заключении, гораздо проще от них незаметно избавиться, убив тем самым двух зайцев: освободив место для новых осужденных и избавив Свет от таких персон, которые ставят под удар весь авторитет Старейшин. Поговаривают, что они сами не могут справиться с преступниками среди своих. Чушь! Они превосходно справляются с предателями, которых, почему-то от столетия к столетию становится все больше. Может, ужесточить меры? Да, пожалуй, ему стоит переговорить с Вильгельмом – он тут главный по расследованиям.
И, кстати, надо не забыть проверить, как идут дела у Уайета Холливела. Хотя, вряд ли, хорошо. Он поверил в то, что Гидеон хочет помочь, следовательно, сейчас активно ищет атами. Чудненько. Пообщаться с ним, дать парочку «дельных» советов и на ближайшие несколько недель он не будет никого волновать. А за это время можно подбросить некоторые документы в папку о расследовании смерти Кристофера. Рано или поздно, но он догадается залезть в архивы, если еще этого не сделал.
Да, еще стоит поразмыслить над тем, что делать с Барбасом. Он основательно насел, требуя компенсации за то, что свел Старейшину с Чистильщиками. Да, ребята потрудились на славу, «вынимая» из памяти всего зачарованного семейства все, что касается Кристофера тогда, почти двадцать пять лет назад. Сестры могут просто не понять, что им стерли память или к кому надо обращаться с подобными проблемами. С демоном так и так придется разбираться. Может, снова натравить на него Зачарованных? Мол, так и так, совсем распоясался, доводит бедных людей до самоубийства, сделайте что-нибудь, они поверят и если не уничтожат его совсем, то хотя бы выведут из строя на некоторое время. А когда он снова наберется сил и выползет из своей норы, в которой он зализывал раны, можно будет найти способ избавиться от него на совсем. Такого сильного демона не стоит оставлять, тем более, что ему кое-что известно, хоть он и утверждает, что ничего не скажет, он свидетель, от которого надо избавляться. Никому нельзя доверять! Вспомнить того же Зигмунда, который чуть не рассказал сестрам, кто на самом деле охотился за малышом Уайетом тогда. И как же все-таки удачно все сложилось, хоть и выполнить свой план Старейшине не удалось, он избавился от этого Хранителя, спутавшего ему все карты. Причем не он только жестоко убил его, он еще и позволил ему находиться в этом мире, пусть и не в виде безобидного призрака, но все же понаблюдать за своими родственниками и за тем, как они вполне счастливо жили и живут и без него, Крис сейчас способен. А это разозлит кого угодно. Что ж, в очень скором времени Зачарованным будет просто не до того, чтобы искать какого-то там убийцу, которого никто так и не смог найти. Как же все удачно сложилось!
Глава 7Глава 7.
Им предстоял тяжелый разговор. Лео понял это сразу же, как спустился в гостиную, где уже почти все собрались. Не хватало только Пайпер, но, судя по звону стаканов, она была на кухне. А, вот и она. Все в сборе. Чем быстрее начнем, тем быстрее закончим.
- Я знаю, что разговаривать на эту тему, но сейчас такая необходимость созрела, и… Фиби, что с тобой? – средняя из сестер, зажмурившись, с усилием терла виски, хотя минуту назад все было нормально.
- Эээ, нет ничего. Все нормально, можешь продолжать, - она открыла глаза и опустила руки на подлокотники кресла, но выглядела, тем не менее, более уставшей.
- Хорошо. Как я сказал, тема для всех неприятна для обсуждения, но все-таки… - набрав в грудь побольше воздуха, мужчина продолжил, - это насчет смерти Криса.
Оглушительная тишина, в которой отчетливо слышно, как сосед напротив, с чертыханьем, пытается завести газонокосилку.
Лео обвел взглядом всех, но не нашел в их лицах ничего, кроме удивления вперемешку… с облегчением? Тем не менее, он продолжил:
- Я все понимаю, но я не стал бы и начинать разговор, если б мы не находились в опасности. Мы с Уайетом раздобыли кое-какую информацию, и в ней говориться, что, возможно, после своей смерти Крис стал духом и это значит….
Договорить ему не дали. Ступор у женщин прошел, и им немедленно потребовалось узнать все и сразу. Мда, теперь то Лео понимал, что у Зачарованных не было не малейшего желания НЕ разговаривать на столь болезненную тему. Он устало переглянулся с сыном, который тихонько сидел на диване рядом с Пейдж, которая отчаянно твердила Пайпер:
- … мы же пытались, сама знаешь. Тем более Лео только что сказал, что он ВОЗМОЖНО стал духом…
- А я тебе говорю, что я прекрасно знаю, что я чувствовала, и…
- …а я думаю, что стоит попробовать ещё раз, вдруг получиться…
- Ага, до этого десять раз не получалось, а сегодня получиться…
- Ну а вдруг, ведь…
Лео заметил, как Уайет тихонько вылез из дивана, обошел спорящих сестер и вышел на улицу. На взгляд мужчины, с женщинами стоит разобраться потом, а вот с сыном поговорить стоит сейчас. И тоже вышел на крыльцо.
Вечерний ветер трепал светлые волосы сидящего на ступеньке сына. Лео присел рядом, и они молча несколько минут наблюдали за только начавшимися загораться звездами. Потом Уайет тихо сказал:
- Знаешь, а ведь я был ему не рад. В тот момент, когда мне его впервые показали, мне очень сильно не понравилось, что у нас появился еще кто-то, кому будут уделять внимание. Сейчас это кажется таким смешным, таким пустяшным. А в тот момент это вызывало такую обиду, - парень невесело улыбнулся краешком губ. – Столько времени прошло, а я до сих пор помню, как на него впервые посмотрел. Такой крошечный, умные зеленые-зеленые глазята. И ма-а-аленькие пальчики. Именно тогда я понял, что влюбился в него, - Уайет еще раз улыбнулся, глядя на звезды.
Да, Лео тоже помнил, каким был его младший сын, когда ему в роддоме осторожно дали его подержать. Медсестра еще сказала, что его еле-еле удалось спасти – уж больно тяжелыми были роды у Пайпер. В этот момент в памяти у Лео что-то шевельнулось, словно какое-то воспоминание, которое никак не удается вспомнить поподробнее, что-то такое неприятное, в голове всплыла дикая обреченность, боль, разрывающая душу и …
...Ярко-голубая молния ударяет стол, который разлетается в щепки, та же участь постигает и лампу…
…Все мысли крутятся по одному и тому же маршруту, они замкнуты, но вокруг чего, лучше не думать...
…Через твое тело словно пропускают электрический ток в тысячу вольт, который ударяет в голову, а затем «вырывается» из рук огромной голубой молнией…
… Кто-то хватает за руки и разворачивает к себе, не давая выпустить «на волю» еще один мощный заряд. У этого человека рыжие волосы, добрые карие глаза и приятный голос, который звенит то напряжения, пытаясь ему что-то втолковать…
Мужчина встряхнул головой, избавляясь от тяжелых воспоминаний, которых он не помнит. Не помнил. Странно, даже для него – знать то, чего не знаешь. Он снова прислушался к себе, но неприятное чувство прошло, словно не было. Или словно его и не должно было быть. Пришло, нагло влезло в память, добавило немного лишнего, своего, а затем незаметно ушло. Может права была Фиби в том, что на них кто-то влияет. У нее тоже было нечто подобное. Надо будет разузнать об этом побольше.
В доме притихли.
Уайет переглянулся с отцом, и они оба быстренько встали. Это не к добру. Они вошли в гостиную практически одновременно, и нос к носу столкнулись с поздним гостем. Гидеон.
- Привет, что ты здесь делаешь? Что-то случилось?
- Нет, все хорошо. Просто зашел узнать, как вы тут, - спокойный голос мужчины был полон сочувствия и понимания.
- Мы нормально, - немного резковато ответила Пайпер, оглядывая мужчину с легким презрением. – Вы, Старейшина Гидеон, весьма кстати сюда пришли, - но мужчина предпочел не заметить, с каким отвращением старшая из сестер произнесла его имя, его взгляд по-прежнему остался заботливым, а лицо спокойным.
- Я всегда готов вашей семье.
- Пайпер, что вы задумали, - Лео кольнуло беспокойство. Наверно, все-таки не стоило их оставлять одних.
- Мы идем вызывать духа, - произнесла Пейдж, а Фиби уверенно кивнула. Однозначно, не стоило, раз они додумались до такого, да еще и Старейшину хотят зачем-то взять с собой.
- Мам, может не стоит, ты же сама сказала, что вы уже пытались с ним поговорить, и вам не разрешили, так стоит ли сейчас опять трепать себе нервы, - по лицу Уайета невозможно было понять, что он чувствует, но Лео почему-то показалось, что его сын чего-то боится.
Но женщины были неумолимы. Их так и не удалось разубедить, и им ничего не оставалось делать, как смириться. На чердак пошли все вместе, вшестером: сестры, Лео, Уайет и Гидеон, который тоже зачем-то был нужен.
Когда свечи были готовы и выстроены в ряд, Пайпер дрожащим от напряжения (или волнения? страха?) голосом произнесла:
- Услышь меня,
Дай мне ответ,
Дух с того света
Для тебя преград нет.
Внутри круга заискрились знакомые серебристые огоньки, складывающиеся в высокую худую фигуру. Несколько секунд буквально пропитанного нервозностью ожидания, и к ним из круга выходит призванный дух.
******
Ему очень много пришлось повидать за всю свою, пусть и короткую, жизнь. Не многие верили в него, еще меньше народу доверяло, желающих сблизиться с ним было еще меньше. Конечно, можно сказать, что на него это не повлияло, что ему было все равно, но кто в это поверит? Любая оплошность, любой упрек оставляет в нашей памяти след, будь мы хоть трижды большими пофигистами. Вообще, такая черта характера, как равнодушие к чужому мнению, всегда только показная. Мы можем сколько угодно от этого открещиваться, но это так. Мы выслушаем все, что нам хотят сказать, иногда спокойно, иногда матерясь и махая на собеседника руками, запомним и проанализируем. Несмотря ни на какие слова, сказанные нами, мы все равно думаем о сказанной критике. Самокопание. Слова и взгляды в наш адрес множатся, скапливаются, и обрабатываются. Не важно, когда это происходит: ночью, когда потолок прочерчивают полные темного романтизма тени веток яблони за окном или окруженные сотней людей посреди шумной толпы в час пик, мы сами или наше склонное к постоянному анализу сознание начнет воспроизводить в памяти все «моменты истины». С этим ничего нельзя поделать, от этого никуда не скрыться: мы начинаем думать. И вот здесь мы начинаем друг от друга отличаться. Одни будут думать, что все несправедливо, что окружающие не видят в нас достоинства, а видят только недостатки и с, как нам кажется, удовольствием на них указывают. И тогда мы с радостью следуем их примеру. В запальчивости можем сказать и сделать такое, о чем в нормальном состоянии даже думать не хотелось. И все исключительно для того чтобы доказать самим себе, что все что говорят про нас – чистейшая ложь. И у кого-то это даже получается. Некоторым удается повысить свою самооценку таким методом.
Но бывают и другие. Таким нельзя говорить, что у них что-то получается не так, что они глупые и - Боже упаси! – отличаются от большинства людей. Но к кому и сколько раз общество проявляло подобную лояльность? Правильно, ни разу и не к кому. Некоторые промолчат на наши немного неправильные или странное мысли и суждения, но таких понимающих и скромных людей в нынешнем мире пугающе мало. Многие, очень многие, не опасаясь за нашу хрупкую душевную организацию, говорят то, что думают. Нет, людей, хамящих направо и налево, мало. Гораздо чаще ты разговариваешь с человеком, который «тонкими» и не совсем намеками осторожно высказывается о наших недостатках. Высказались и поспешили унести ноги, наблюдая со стороны за реакцией на свои слова. И мы всегда оправдываем их ожидания. Самокопание. Самокритика. Опять. Нам и в голову не придет, что то, что нам говорят и в половине случаев оказывается лишь преувеличением крошечных отклонений. Мы даже не думаем, что неправильно поняли прозрачные намеки собеседника. Нет. Если кто-то что-то сказал, значит это - правда. Со стороны видней, не правда ли? И начинается. С начала тихое, немного осторожное, раздумье над «проблемой», затем выискивание подтверждений в нашей памяти. И ведь мы всегда их находим, пусть этой самой «проблемы» у нас и в помине нет. Следующим шагом становиться доведение до белого каления родных и близких душевными переживаниями и открытиями пока они, рыча сквозь зубы проклятья, не согласятся с нами. После этого мы разворачиваем бурную деятельность по устранения «недостатка» и вполне счастливо живем дальше до очередного «задушевного разговора» с кем-нибудь из знакомых. И снова все повторяется.
Думаете, это все? Не-е-е-ет! Есть еще одна категория людей. Самая запущенная, так сказать. Это когда уровень ответственности и нормальности достигает такой немыслимой высоты, когда нам даже самого захудалого, тощего-претощего, намека не надо. Мы сами в этих случаях находим «глобальные» недостатки в себе, вот только устранять не всегда спешим. А зачем? Ведь можно просто сесть на пол в самый темный угол, какой только сможем найти, и предаваться унынию и размышлениям о том, что все в этом мире правильно, кроме нас, что мы самые-самые плохие люди на этой Земле и, наконец, думать о том, что мы ничего, ну то есть СОВСЕМ НИЧЕГО и НИКОГДА не сможем сделать правильно. Да, вы бы, возможно сказали, что это все приобретенное, что нужно очень постараться, чтобы найти такую личность, довести до «нужной кондиции» и вот, пожалуйста, перед вами третий тип критичности личности. Но это не правда. Человек должен родиться таким. Нет, он не начинает с рождения видеть жизнь в абсолютно черных красках, просто, со временем, при совсем небольшом вмешательстве со стороны, мы достигаем высшей степени самокритики.
Вот именно к последней категории людей он и принадлежал. Естественно, никто не говорил ему, что у него все настолько плохо, что можно только застрелиться. Совсем наоборот. Многочисленные родственники всячески оберегали его от плохой критики плохих людей, окружали заботой и теплом, но это все равно не помогло. Одно событие, и все пошло наперекосяк: мир рухнул во мрак, почти вся семья была стерта с лица Земли, друзья больше не доверяли и все. Этого хватило. Долгое, очень долгое время он держался, завоевывал новые высоты днем, но все глубже погружался в себя ночью, пытаясь понять причину всех неудач и, конечно же их находил (кто бы сомневался) в себе. Все дружно и в один голос говорили, что это не так, но было проще на полном ходу остановить нагруженный товарный поезд, чем его мысли. Теперь, отныне и навек, именно он был во всем виноват. Жизнь его кардинально менялась из года в год, а отравляющие ум и разум мысли вытравить из головы не получалось.
И все бы ничего, вот только в последние годы его жизни предаваться изощренной самопытке совсем не удавалось, то сейчас, после своей смерти, времени на то, что бы обо всем подумать стало больше. Всего-то 24 часа 7 дней в неделю. Подумаешь, какая мелочь! Вот только всем этим приступам самораскаяния он бы предпочел тихой безмятежной вечности в компании других, ничего не помнящих, духах. Но нет. Этого, как ему сказали, никогда не будет. Ну и ладно. И не больно надо было. Вот только жить после смерти ему совсем не хотелось. Ему малодушно хотелось исчезнуть, раствориться из всех реальностей и времен. Хотелось, к слову, все чаще и чаще. Уйти навсегда. НАВСЕГДА. Сладкое слово, не находите? Не такое вкусное, как месть, но пока сойдет.
Глава 8Глава 8.
- Гремс? Боже, что ты тут делаешь? Мы звали не тебя, - судя по всему, скоро у Пайпер будет нервный срыв, так эмоционально она разговаривала. Её буквально всю трясло, но Лео, наблюдавший за женой, не мог её не понять. Он, как и все другие, надеялся увидеть другого человека. Но их надежде, как обычно в последнее время, не суждено было сбыться.
- Я тоже рада тебя видеть, дорогая, - голос женщины был немного ворчливый, но было видно, что она рада встречи с ними. До тех пор, пока она не увидела Гидеона. Её глаза опасливо сощурились, и она достаточно долго разглядывала мужчину. Но, кроме Лео, стоявшего рядом с бывшим коллегой, этого никто не заметил. Сестры опять возобновили спор, а Уайет, с облегченным вздохом, отвернулся к окну и разглядывал звёзды, как делал это минут десять назад на крыльце.
В голове у Лео как-то странно опять потекли мысли. Было такое ощущение, словно их кто-то ему впихивает в голову, потому что то, что творилось сейчас в его голове, точно никогда до этого не было, он бы помнил….
…Найти, найти, срочно найти этого ублюдка, пока не стало слишком поздно, пока есть шанс, что все останутся живы и в твердом рассудке, особенно мой мальчик…
…Мысли разрываются от обилия информации, которую ему было просто необходимо держать в голове: продумать, где искать мерзавца, заскочить домой и узнать как дела у Пейдж, навестить в больнице Пайпер, которая рожает. Хотя к ней все равно не пустят – Фиби же не пускают, но все мысли затмевала тревога, которая подстёгивала мужчину действовать быстрее…
…Темные коридоры, крики предсмертной агонии умирающих и торжествующий рокот убивающих, повороты, ведущие в точно такие же пещеры, из которых ты идешь; стены с пятнами обгорелого камня и устрашающе огромными бурыми потёками, и, кажется, будто еще чуть-чуть, и кровь начнет рекой течь по узким коридорам, топя всех в этом ужасе…
…Искать еще, быстрее, пока еще можно все исправить. Он обязательно все сделает, чтобы выполнить обещание, чтобы доказать, что он может измениться и, несмотря ни на что, не станет тем чудовищем, каким уже когда-то для кого-то стал…
Мысли и чувства менялись, но не так быстро, как перед домом совсем недавно. Почему на него опять накатили чьи-то эмоции. Эмоции!? Лео быстро нашел глазами эмпата Фиби, но та стояла рядом с сестрами и спорила, но на этот раз с Гремс. Со временем Лео научился определять моменты, когда Фиби либо сканировала эмоции, либо, наоборот, их выплескивала на окружающих. Но сейчас она была здесь не при чем.
Тревога продолжала биться в его голове. Вот только чувство это было навязанным. Да, конечно, он волновался, но не настолько сильно, чтобы это чувство переросло в такой неконтролируемый приступ паники. Только вот он не понимал, почему мысли такие яркие, «сильные», что ли. Судя по его воспоминаниям, Пейдж в момент рождения Криса была дома, с Уайетом, в безопасности, Фиби с Пайпер, которая готовится родить ему второго сына. Все в порядке. Вот только была какая-то мысль, не способствующая его успокоению. Поймать бы её еще. Крутится, вертится в голове, мешая сосредоточиться на имеющихся ощущениях. Но, судя по всему, кем бы ни был этот человек, так странно играющий с его сознанием, он решил ограничиться только этими непонятными картинами. Никакой конкретики.
Встряхнув головой и мимолетно подумав о том, что в последнее время выкидывать из головы ненужные, «чужие», мысли входит у него в привычку, Лео попытался поймать суть разгоревшегося спора. И сразу же её уловил.
- … но это же не займет много времени, пожалуйста, - Лео подошел ближе к жене, у которой уже наметился нервный срыв, еще пару минут и начнется полновесная истерика.
- Пайпер, я все понимаю. Но и ты нас пойми: правила есть правила. Вы не имеете право встречаться. Так что вам лучше…
- К ЧЕРТУ ПРАВИЛА! – рыдая, выкрикнула Пайпер, и, не замечая, как по лицу катятся слезы, в бешенстве приблизилась к Гремс, намериваясь во что бы то ни встало выпросить, вытребовать или вытрясти, в конце концов, разрешение хотя бы посмотреть на сына, которого она видела в последний раз очень давно. К старшей сестре подошла Фиби и обняла её, позволяя уткнуться себе в плечо и дать волю рыданиям.
- Но ведь прошло больше двадцати лет, по правилам… - вмешалась Пейдж, но ей не дали договорить.
- В данной ситуации правила совсем другие. Ему нельзя с вами встречаться, и этот запрет не для того, что бы еще раз потрепать вам нервы. Это для того, чтобы обезопасить вас. Нет-нет, он ни в коем случае не собирается на вас нападать, - быстро добавила она, заметив яростный взгляд Пайпер. - Все очень сложно, но, поверьте, так будет лучше для вас, и для нас, - женщина приблизилась к Пайпер и тихо продолжила, положив руки ей на плечи, - помнишь, что я сказала тебе, когда ты обратилась ко мне с подобной просьбой увидеть Прю после её смерти?
- Ты сказала, что еще не время, что ей очень сложно ко всему привыкнуть и пока нам лучше не разговаривать на столь болезненную тему, - всхлипывая, сказала Пайпер.
- Правильно, сейчас та же ситуация. Прошу, не злись на меня, а попытайся понять.
- Скажи, только честно, мы вообще когда-нибудь увидимся, - в глазах Пайпер горела огромная надежда, и Гремс, вынужденная сказать жестокую правду, чувствовала себя не в своей тарелке.
- Нет, Пайпер, прости. Вам никогда не разрешат увидеться.
Из-за душераздирающего крика старшей из сестер никто не услышал, как скрипнул стул в углу комнаты.
Никто, кроме позабытого Старейшины.
******
Ха-ха-ха!!!
Им никогда не разрешат увидится! Гидеон чувствовал себя самым счастливым человеком на Земле. У него все получилось! Они это заслужили. Определенно. Столько лет мотать нервы Совету, пренебрегать правилами, делать все, что заблагорассудится. Да, они не знали, что все плохое, сделанное человеком, возвращается втройне. И вернулось! Теперь в этой семейке сумасбродных стало на одного меньше!
Вот только его слегка напрягло присутствие виновника столь грандиозного спора, но затем он успокоился. В этот мир попасть он не сможет, он находится в Междумирье, в своем маленьком аду, из которого наблюдает за своей семьей, а сделать ничего не может. НИЧЕГОШЕНЬКИ! И теперь он обречен наблюдать за тем, как из года в год о нем забывают, его брат, ради которого он умер, обзаводится семьей и счастливо живет вместо него, хотя должен был умереть.
Еще весьма странно повел себя Уайет. Когда ничего не получилось, с таким облегчением отвернулся, словно у него гора с плеч свалилась. Судя по всему, парня здорово напрягала возможная встреча с братом. А он оказался не промах, и предполагал, чем это закончится: обвинением в том, что брат умер из-за него, недовольство семьи и т.д. Что ж, парень был рад избавиться от надоедливого младшенького, которого все всё равно любили больше, чем него. Как он сказал на крыльце? «…я был ему не рад… мне очень сильно не понравилось, что у нас появился еще кто-то, кому будут уделять внимание». Гордись, Лео, ты вырастил «прекрасных» сыновей: один люто ненавидит и ревнует брата к своей семье, другой с манией величия и баснословной гордыней, возомнил себя спасителем мира. Мальчишка!
И, да, кстати, а почему Гремс не казала им, что на самом деле произошло с и дражайшим ребеночком? Ведь она все знает, не зря же смерила его таким взглядом на прощание. Нет, она почему-то предпочла умолчать о том, что даже в глаза не видела Кристофера, что никогда с ним не разговаривала. Может у них там, за Чертой, свои правила? Ааа, это не важно! Она ничего не сказала и не скажет. Значит можно не беспокоится и спокойненько праздновать очередную победу!
******
Для него до сих пор многое оставалось загадкой. Как умереть и при этом остаться собой он знал. Не зря же он все помнит. Хотя нет, не все. Некоторые слова, некоторые действия его теперь уже бывших родственников были непонятными. Они много говорили о нем в последнее время. Или не о нем? Некоторые их слова характеризовали именно его поступки, например, он помнил тот инцидент со взорвавшимся зельем в Школе, которую рассказывали на его поминках. Но вот кто-то упомянул о его ссоре с отцом и его последующее исчезновение. Но ведь этого не было! Все произошло по-другому. Отец сам его бросил вместе с матерью, предпочтя своих ненаглядных Старейшин. Это не он исчез, а вся его семья исчезла с лица Земли. Все было странным. Словно существовало два разных человека, и его семья по очереди их обсуждала. Сначала одного, потом второго.
Много лет он не понимал, как сложно на самом деле не иметь возможности просто поговорить с любимыми людьми. Кто-то как-то рассказывал ему про мужчину, который после смерти был вынужден долгие годы находится в Междумирье, наблюдая за любимой женщиной, которая даже не подозревала о его присутствии. И только теперь он его понял. Это не сложно, как кажется на первый взгляд. Это невыносимо! Да, в Прошлом было много трудностей, его все знали не как очень близкого родственника, а как постороннего человека. Ну и относились к нему соответственно: с подозрением и множеством претензий, постоянными вопросами, на которые им не следует знать ответа, критикой его действий и т.д. и т.п. Но было одно «но». Тогда о нем вообще ЗНАЛИ. Не то, что сейчас, когда о его присутствии даже не догадываются, иначе хотя бы попытались как-то связаться. Ну, мало ли способов поговорить с духом, но в связи с тем, что вызвать его даже самым мощным заклинанием невозможно, связь с родными бы обеспечила спиритическая доска, тем более, что она имелась в доме. Но нет, такие мысли им в головы не приходили. А, может, это и к лучшему. Что он им может сказать?
******
После взрыва эмоций на чердаке как-то все поутихло. Ушла Гремс, на прощанье обняв каждого, кроме, разумеется, Гидеона, на которого она злобно зыркнула, но это вполне объяснимо – из всех Старейшин, она любила только Лео, а остальных просто напросто презирала. Наверно, это у них семейная черта. Все рассосались по своим комнатам для того, чтобы прийти в себя, разложить по полочкам мысли и строить планы как насолить тем, кто придумывает столь идиотские правила. И Уайет не стал исключением, вот только к себе он ушел, чтобы понастальгировать, вспомнить все хорошее, связанное с любимым младшим братом, подумать о том, что теперь делать с той информацией, которую он узнал.
Там, на чердаке, он даже не ожидал, что все получится вот так. О том, что его не разрешат увидеть, он догадывался. Его поразили чувства, посетившие его. Он очень хотел видеть брата, но в то же время боялся. Это было бы очень сложно – вот так взять и отпустить его после всех этих поисков, открытий и истерик. Все-таки Гремс была в чем-то прав: они еще к этому не готовы. Уж слишком болели душевные раны, нанесённые потерей самого взбалмошного из них.
Уайет улыбнулся своим мыслям. Да, Крис всегда был таким: не в меру энергичным, этаким сорвиголовой, который ставил на уши практически всю округу своими выходками. Но в то же время он никогда не был агрессивным или высокомерным. Нет, безумная натура искателя приключений в нем сочеталась с нежным домашним мальчишкой, который с удовольствием возился со своими многочисленными маленькими братишками-сестренками, который и мухи не обидит. В школе все до сих пор его забыть не могут: одни учителя крестятся при звуках его имени и считают его самым неуравновешенным учеником за всю историю Школы, другие души в нем не чают и ставят в пример молодым магам как самого гениального ученика. Мда, бедные родители. Приходя в школу, у них складывалось впечатление, что у них есть братья-близнецы. Причем один из них, судя по рассказам учителей, умница и лапочка, другой никому покоя не дает своими выходками. Но нет, это был один и тот же уникальный человечек, причем не было понятно, почему при одних учителях он спокойный и тихий, а при других начинал вытворять ТАКОЕ, от чего люди, проработавшие много лет с юными магами хватались за голову.
Еще раз улыбнувшись своим мыслям, Уайет поднялся с кровати, на которой предавался ностальгии, и подошел к шкафу. Достав с самой верхней полки коробку из-под обуви, он снова сел на кровать. Он так долго просидел, не решаясь её открыть. Просто смел с неё пыль, мимолетно удивившись тому, что её так много. В последнее время он не доставал коробку, заставив себя воздержатся от сталь явного проявления мазохизма. А раньше, до того момента, как ему сказали, что теперь он единственный ребенок в семье, Уайет любил пересматривать содержимое коробки, которая сейчас для парня была бесценной. Подумав еще немного, он, зажмурившись, резко откинул картонную крышку и высыпал все предметы на застеленную пастель.
Глава 9Глава 9.
После нескольких секунд глубоких вдохов-выдохов, Уайет открыл глаза и посмотрел на высыпавшиеся вещи. Но это все равно оказалось сложно. Слишком много вызывали в нем эти незамысловатые предметы: желтая записная книжка, фотоальбом, две стопки писем, одна перевязана зеленой лентой, а другая синей, прямоугольное зеркало в белой рамочке и маленькая красная бархатная коробочка для украшений. Все. Вроде ничего стоящего на первый взгляд , хлам, но для человека, потерявшего часть себя, эти предметы содержали СТОЛЬКО всего, что аж голова кружилась от воспоминаний.
Вот, этот блокнот жизнерадостного цвета. Сразу вспоминается….
Вечер, холод, набережная, по которой они гуляли, и тут Крису приспичило прям невмоготу как зайти в магазин. По этому поводу они спорили минут пять у входа, но потом Крису все это надоело и он просто открыл дверь, и Уайету ничего не оставалось, как пойти следом. Не оставаться же, в самом деле, на промозглом ветру, дувшего с океана.
Звякнул звоночек, и они оказались в теплом помещении. Уайету сразу же подумалось, что, может это была не такая уж плохая идея, хоть немного отогреются. А то вон, у младшенького уже губы посинели, но в том, что замерз, мальчишка никогда не признается. Упрямец!
Это чудо обнаружилось у стеллажа с канцтоварами, что-то увлеченно искавшее на полке.
- Я думал мы купим что-нибудь погорячей, чтоб согреться, - Уайету пришлось повторить свой вопрос дважды, но ответа на него так и не получил. Крис лишь загадочно улыбнулся и, сверкнув глазами, продемонстрировал брату маленький блокнотик ярко-желтого цвета.
- Кри-и-ис, ну ты в своем репертуаре! Зачем тебе понадобился этот блокнот, тем более такого цвета, тем более самый дешевый. Он же расползется через неделю. Если уж тебе действительно нужна книжка, куда бы ты мог записывать бред своей гениальной головушки, так давай завтра съездим в канцелярский, выберем что-то, что проживет дольше, чем одну неделю.
Но тот лишь покачал головой и изрек с умным видом, заставив Уайета улыбнутся:
- Нет, дело не в том, сколько она стоит или какого она цвета, главное то, что в ней записано. Вот я заполню его и тебе отдам, чтоб ты помнил обо мне.
- Дурак ты! – Уайет дал брату шутливый подзатыльник. – Тебя разве забудешь? Пошли на кассу, нам еще домой ехать через весь город.
Мда, вроде ничего особенного, а душу греет. Все считали, что у них с Крисом были чудесные отношения, но, к великому сожаление Уайета, их общение всегда сводилось к необходимому минимуму. Уж больно они были разными. Да, у них бывали моменты, когда они понимали друг друга с полувзгляда, в основном во время очередной облавы на демонов, но это было всего лишь моменты. Правда жизни состоит в том, что Крис ему так и не научился ему доверять, сколько бы старший не прилагал усилий, сгладить свою вину перед маленьким братишкой у него не получалось. И уже не получится. Слишком много воды с тех пор утекло.
Открыть маленький блокнотик ему вмиг расхотелось, и он его положил обратно в коробку. Дальше на глаза попалось зеркальце, которое снова заставило парня улыбнуться. Крис никогда не считал себя чересчур уж красивым (хотя, по мнению подавляющего большинства его одноклассниц, он именно таким и был), но зеркало носил с собой постоянно. Наверно, у него выработался такой рефлекс после их неудачного заклинания, побочным эффектом которого оказались странные серые пятна на лице, свести которые можно было только другим заклинанием. Бедняжка Крис после него все неделю судорожно смотрелся в зеркало, ожидая нового прибытия «подарков судьбы».
Откладывая зеркало обратно в картонную коробку, он на мгновение в него глянул, и замер, как громом пораженный. На какую-то долю секунды его глаза стали того незабываемого, очень редкого, золотисто-зеленого оттенка. Сколько он потом в него не всматривался, вызвать вновь ту галлюцинацию (а галлюцинацию ли?) не получалось. Ради своего шаткого душевного равновесия он убедил себя, что это просто ему померещилось, и быстро убрал злополучный кусок зеркала обратно.
Потом началось самое сложное. Мазахисткое, так сказать. Письма, альбом или украшения? Парень, с минуту раздумывая, взял пачку, перевязанную зеленой лентой, и сжал в руках. Это невообразимо! Он еще не открыл их, а по щекам уже катятся слезы, которые так и не удалось сдержать.
Широкая атласная полоска насыщенного бутылочного цвета упала на пол к его ногам. Но поднимать её он не стал. Еще успеет. Вместо этого просмотрел плотные прямоугольники желтоватой бумаги, ища по датам то, которое самое раннее. Нашел, а остальные отложил. Открывать или нет? Стоит ли оно того? Душу раздирали сомнения. Бередить еще кровоточащие раны не хотелось, но вот до мельчайших подробностей вспомнить каллиграфический почерк, его манеру писать, замысловатые словесные обороты…. Снова улыбнувшись сквозь слезы, он аккуратно достал уже порядком замусоленный лист бумаги и развернул. Сначала вглядеться в ровные ряды слов не получалось – перед глазами все расплывалось. Пришлось с минуту хлопать глазами, чтобы лишняя влага упала на колени. Хотя он понимал, что это всего лишь отсрочка, но поделать ничего не мог. Проморгавшись, он начал читать.
Привет, Уайет.
Надеюсь, мое прошлое письмо ты не получил, потому, что уж слишком оно было сопливым. =) Будь ты рядом, то обязательно бы засыпал меня вопросами. Но я научился отвечать на них одной фразой – у меня все в порядке. Нет, ну честно, все лучше не бывает. Не так уж и тяжело на новом месте, как кажется на первый взгляд. Передай родителям и тетям, что я хочу извиниться перед ними. Не надо было говорить им то, что я сказал, но слово не воробей, как известно. Передашь? Знаю, что скорей всего нет.
Ладно, пишу исключительно потому, чтобы облегчить твои страданья (в том, что они имеются знаю по многолетнему опыту общения с тобой). УАЙЕТ, ТЫ НИ В ЧЕМ НЕ ВИНОВАТ! Не надо себя корить. Это все равно рано или поздно случилось бы, ты ж меня знаешь, я терпеть не могу, когда мне указывают, что делать.
Ну да ладно. Чмокни от меня Пенни, я очень скучаю по своей маленькой кузине! Ну, и по тебе, естественно, тоже! Не скучай там!
P.S. ох уж мне эта английская чопорность=)
Крис П.Х.
По щеке парня скатилась еще одна слеза, но на этот раз упала не на колени, а на письмо в его руках, прямо на подпись, в результате чего вместо «Крис П.Х.» теперь красуется чернильная клякса. Судорожно вздохнув, Уайет запоздало попытался вытереть слезу, но сделал только хуже. Подписи теперь не было совсем. Только мазок черных чернил.
Уайет опять улыбнулся, но на этот раз не своим воспоминаниям, а тому, что его память о брате точно также: сначала все воспоминания четкие, ясные, как будто это было вчера, затем жизнь возвращается на круги своя, появляются более значимые события, которые ты стараешься запомнить, но голова то не резиновая. Приходится жертвовать какими-то яркими моментами своей жизни, в итоге воспоминания расплываются, теряют свои временные границы, и, в конце концов, превращаются в мазок событий в памяти, череду картин, которую ты вспоминаешь все реже и реже….
Очень аккуратно Уайет свернул лист бумаги, засунул обратно в конверт, который отправился на пастель. И он опять погрузился в свои мысли. Всего несколько предложений знакомым ровным почерком, и ты еще долго ходишь сам не свой, опять начинают сниться не совсем понятные образы из детства, голоса, поступки. Просыпаешься на утро с четким ощущением déjà vu. Вот только на этот раз все навсегда. Если раньше еще можно было рассчитывать на его возвращение, встречу, телефонный разговор, в конце концов, то сейчас он ясно понял, что вот он, конец. И писем больше не будет. Ничего больше не будет.
Быстро подняв с пола ленту, он всунул только что прочитанное письмо в пачку и перетянул их лентой. Быстро вернув все в коробку, он закрыл её крышкой и засунул в шкаф, на самый верх. На сегодня его лимит мазохизма исчерпан. Надо поспать, а то завтра опять будет как варенный ходить и ничего не соображать.
******
Как тяжело дышать! Ты словно захлебываешься. Просто ты существуешь, но при этом тебе уже нет места на Земле, среди других. Нет, тебе есть место только В ЗЕМЛЕ, но тебя там никогда не будет. От тебя ничего не осталось, чтобы похоронить. Ничего, кроме тебя самого. Твоего разума, сознания, но это именно та часть человека, которую невозможно увидеть, пощупать, почувствовать. Тогда существуешь ли ты, если тебя никто не видит? Правильно, тебя нет.
Человек есть только тогда, когда о нем кто-то помнит, когда в его жизни были люди, любившие тебя. Они будут тебя оплакивать, будут о тебе скучать, дорожить твоими вещами. Вот только он не знал, были ли в его жизни такие люди. Способен ли кто-то после его смерти сказать: «Да, был такой человек, Кристофер Холливел, немного гениальный, чуть-чуть сумасшедший, но в, основном, очень приятный молодой человек. Вы слышали, умер в двадцать три года, эх, даже пожить не успел»? Он не знал ответа на этот вопрос. Со своими родственниками он прекрасно общался до того, как их стерли с лица Земли вместе с половиной города. О НЕМ некому вспоминать. Сейчас, в этом мире есть люди, потерявшие своего сына и племянника, но это был другой Кристофер Холливел. Может между ним и тем, «другим», Крисом и было что-то общее, но вот только вспоминали все равно другого, второго. Это как иметь брата-близнеца, вы похожи как две капли воды, у вас много общего, но родители думают только о твоем отражении, не вспоминая о том, что вас на самом деле двое, и этот самый второй тоже отчаянно нуждается во внимании и в том, чтобы его помнили.
Эх, вот бы вновь оказаться там. Вдохнуть полной грудью свежий, наполненный разнообразными запахами, воздух, оглянуться вокруг и понять, что тебя видят окружающие, тебя слышат и тебе улыбаются знакомые. Глупцы те, кто хочет отгородиться от всего мира, кто жаждет одиночества. Радость в жизни уже от того, что ты живешь. Да, у каждого были и есть в жизни свои проблемы, не без них, но сейчас он бы многое отдал, чтобы пережить какой-нибудь из самых сумасшедших дней в своей жизни, которых у него было немало. Ха, многое отдал! Для него сейчас это пустое выражение. Ему нечего отдавать. Так обычно говорят люди, которые могут отдать своё самое ценное сокровище – жизнь. У него это сокровище отобрали.
И это не самое страшное. После той, казалось бы, нескончаемой, предсмертной агонии, которую ему каким-то неведомым «везеньем» удалось запомнить, безумно хотелось покоя, пусть даже если он будет посмертным, но покой ему не снился, даже не мерещился. Мерещилось кое-что другое. Картины прошлого или настоящего, как сказать. Это словно смотреть какое-то странное кино: сначала картины у тебя в голове, затем они тут же оживают, становятся более реальными, и потом просто набрасываются, заставляют переживать все снова и снова. И тогда агония становится вечной, постоянной, изматывающей. Ты ничего не можешь сделать. Единственные минуты покоя ты можешь получить только в своем доме, где живёт твоя семья, они живут, а ты – нет. И в такие минуты ему кажется, что он променял бесконечное чувство боли и унижения, постоянно сжигающее его в Междумирье, на более изощренную пытку – наблюдение за жизнью любимых людей. Их вполне счастливой жизнью, надо сказать. В такие моменты его начинало пожирать другое, но от этого не менее мерзкое, чувство зависти. И тогда, когда терпеть это становилось выше его сил, он делал непоправимое – опускал свой природный щит, выплескивая все эмоции наружу, топя в этом самых любимых людей. И тогда, к чувству стыда примешивалось отвращение к самому себе, затем ненависть к своим жизненным способностям, которые после смерти стали его проклятьем.
Как-то кто-то, может быть это был его отец, сказал, что способности человека, доставшиеся ему с рождения в дар от его предков, остается с ним и после смерти, вроде как, с чем в этот мир пришел, с тем и уходи. Все бы хорошо, только дар этот становился наказанием, его карой, грузом, который давил все сильней и сильней, заставлял прогибаться, иногда даже ползать на коленях от стыда за то, что вымещал свое зло на других, нагружал своими проблемами, точней одной единственной проблемой – памятью.
Она бесконечна, безжалостна и не знает устали. Работает за двоих днем и премерзенько хихикает ночью, в благоговейной прохладе, заставляя глотать пусть сухой и противный, но такой желанный холодный воздух огромными ледяными глотками, обжигая все нутро льдом вперемешку с ненавистью. Заставляя снова и снова забиваться в угол, трясясь от отвращения и унижения до самого утра, затем вновь выплескивать наружу свою память днем, и захлебываться ночью. Опять и опять.
У многих здесь, в Междумирье, были свои палачи, персональные, так сказать, обеспечивающие «развлечения», чтоб не было скучно, все-таки целая вечность впереди. Но он даже после смерти оставался особенным. У него не было никого. Зачем? Он вам для себя палач.
Он и Время, убивающее его раз за разом. Но Время, как и он, вечно. И оно не умеет лечить, только бьет по самому дорогому.
@темы: Drew Fuller, Мое творчество, FanFiction